Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце - Андрей Анатольевич Федин

ночью, когда проводили моих коллег, а наша дочь Лиза уснула.

— Димка, ты где все эти предсказания о повышении цен раздобыл? — поинтересовался мой брат. — С генеральской дочкой переспал? Или вам в комитете такое на планёрках рассказывают?

Я моргнул, отвёл взгляд от дверного проёма.

Ухмыльнулся и ответил:

— Ну… с планёркой ты, Вовчик, промахнулся.

— А с генеральской дочкой? — спросил Вовка.

Он задал свой вопрос едва ли не шёпотом; стрельнул взглядом в сторону веранды, куда только что ушла Надя.

Я скрестил на груди руки и покачал головой.

Заявил:

— Ничего я вам больше не скажу. Хоть пытайте меня. Военная тайна.

С дерева упала на стол подгнившая вишня. Женька Бакаев рукой смахнул её на землю. Не глядя. Он по-прежнему смотрел на меня, как и оба его коллеги. Они будто всё ещё ждали мой ответ.

— Дочка, — произнёс Синицын и печально вздохнул.

Женька кивнул.

— Красивая? — спросил Вовка.

Я усмехнулся.

— Красивая, — сказал мой брат.

— Одному мне не везёт, — произнёс Синицын.

Он покачал головой.

Бакаев махнул рукой.

— Какие твои годы, капитан, — сказал Женька. — Тебе первой жены не хватило? Ещё настрадаешься из-за этих баб. Точно тебе говорю.

«В прошлый раз не настрадался», — подумал я.

Я точно помнил, что во второй раз Коля Синицын так и не женился. Невесту себе Николай тогда нашёл. Молодую, красивую. Дочку депутата. Сделал ей предложение. Она согласилась.

Николая убили за две недели до уже назначенного дня свадьбы.

— Дмитрий, ты только что сказал: двадцать тысяч превратятся в двадцать рублей, — произнёс Бакаев. — Что это значит?

Я сунул руку в карман, достал из него пятирублёвую банкноту образца шестьдесят первого года. Продемонстрировал её сидевшим за столом милиционерам.

— Полюбуйтесь на эту купюру, товарищи, — сказал я. — Пока она не стала достоянием коллекционеров. Но станет. Обязательно оставьте себе по одной такой бумажке на память: внукам покажете. Уже готовят к выпуску новые деньги. Но пятирублёвой бумажки больше не будет. Потому что скоро вы за неё разве что спички в магазине купите. В следующем году появятся новые пятьдесят, сто, двести, пятьсот и тысяча рублей. Возможно, будут пятитысячные и десятитысячные банкноты. Но это не точно. А вот в девяносто третьем и пятитысячные, и десятитысячные точно появятся. Будут и пятидесятитысячные…

— Пятьдесят тысяч? — переспросил Синицын. — Одной бумажкой?

Я кивнул. Спрятал пять рублей в карман.

— Что тут такого? — спросил я. — Если у вас в девяносто шестом или в девяносто седьмом году будет зарплата больше миллиона. Не пятирублёвыми же бумажками вы её получите…

— Миллион?

Синицын недоверчиво ухмыльнулся. Я заметил недоверие и во взгляде своего брата. Подумал, что в девяносто первом году я бы точно в такие предсказания не поверил… если бы их озвучил не Димка.

— Умные люди… вон там…

Я ткнул пальцем в небо.

— … Говорят, что году эдак в девяносто пятом появится и купюра номиналом в пятьсот тысяч рублей. Они же обещают, что где-то в девяносто восьмом году три нуля с этой бумажки обрежут. Проведут деноминацию, как в шестьдесят первом. У нас снова появятся вменяемые цены. Не в сотнях тысяч и в миллионах, а примерно такие же, как сейчас. Вот и прикиньте, какой процент инфляции уже сейчас ожидают те, кто по долгу службы видят реальное положение нашей экономики. Так что покупка мотоцикла и холодильника — это будет разумный шаг для спасения семейного бюджета. Пока нынешние деньги не стали конфетными фантиками.

— М-да… — произнёс сидевший справа от меня Бакаев.

Коля Синицын почесал затылок. Вовка ухмыльнулся и сунул себе в рот вареник.

— Что вы тут обсуждаете? — спросила вернувшаяся из дома Надя.

Она поставила на стол бутылку армянского коньяка, которую я реквизировал из Димкиных запасов. Расставила на столешнице стопки под водку (коньячных бокалов у нас тогда не было).

— Товарищ из КГБ поделился с нами своим видением будущего, — ответил ей Бакаев.

Он допил из стакана вино.

— И какое оно, это будущее? — спросила Вовкина жена.

Она посмотрела мне в глаза, но тут же опустила взгляд.

— Мотоцикл куплю, — сказал Синицын. — С коляской. Так тому и быть.

Он разрубил воздух ребром ладони.

— Вот это правильно, — с полным ртом пробубнил Вовка. — Лучше мотоцикл уже сейчас, чем миллионные зарплаты в далёком будущем.

Владимир откупорил коньяк, наполнил стопки жидкостью из бутылки.

— Предлагаю тост, коллеги, — сказал он. — За миллионные зарплаты!

Мы дружно вскинули руки с рюмками, чокнулись, одновременно выпили (до дна).

Вовка закусил коньяк вареником, стёр рукой с губ сметану.

Он посмотрел на своих коллег и запоздало спросил:

— Ну и что интересное произошло в нашем городе, пока я плескался в море?

Глава 24

Красная полоса заката отражалась в окне веранды. Истерично чирикали шуршавшие листвой пионов воробьи. Приземлившийся на крышу дома голубь изогнул шею, наклонил голову и глазом-бусиной посматривал на меня свысока. Будто я интересовал его больше, чем стоявшая на столе полупустая бутылка с коньяком и миска с варениками. Из кроны вишни то и дело падали листья и ягоды. Но пока они промахивались мимо моей тарелки.

Коля Синицын взмахнул вилкой, словно дирижёрской палочкой. Взглянул сперва на ковырявшегося вилкой в салате Бакаева, затем на меня. Повернул лицо в сторону Вовки и Нади.

— Что у нас тут за две недели могло случиться? — спросил Синицын. — Сплошная бытовуха. Опять в позапрошлую субботу была поножовщина на дискотеке в «Пионере». Пацан с Белорусски порезал троих зареченских. Кровищи было много, но ничего серьёзного. Пару карманников задержали. И отпустили, как обычно. Люськиных девок какой-то борец за нравственность облил зелёнкой. Но заяву они на него не написали. Сейчас он в больнице. Так, помятый слегка. Гордый комсомолец. Твердит, что упал с дерева. Кооперативный ларёк около автобусной остановки на улице Ленина сожгли. Который пирожками торговал. Говорят, что просрочили выплаты Соколовскому. Хозяева ларька твердят, что случился несчастный случай. Мы это так и оформили…

— Вася Седой умер, — сказал Бакаев.

«Выпал из окна сочинской гостиницы…» — мысленно дополнил я его слова.

— Блин горелый, так это же не у нас в городе случилось, — сказал Синицын.

Он скривил губы.

Я заметил, что Вовка встрепенулся. Вспомнил, что меня тогда тоже заинтересовало это известие.

— Что значит,