Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце - Андрей Анатольевич Федин

— сказал я, — на прилавках появятся и колбасы, и шампанское. Вот только цены на все эти деликатесы вас очень удивят. Многие товары подорожают сразу в десять, а то и в двадцать раз. Как вам полкило макарон за сто пятнадцать рублей? Или сыр по триста рублей? Всё это будет в свободной продаже, без талонов. Магазины превратятся в филиалы рая. Вот только с деньгами у всех будут большущие проблемы. Цены станут расти, как на дрожжах. Будто проценты у ростовщика. Следующим летом сыр за триста рублей вам покажется невероятно дешёвым. Как вам такой оскал капитализма, товарищи милиционеры?

Я заметил, как Синицын недоверчиво ухмыльнулся.

— Сколько ты уже накопил на машину, Николай? — спросил я. — Двадцать тысяч рублей? Чуть больше? В январе купишь на них восемьдесят килограммов колбасы, почувствуешь себя настоящим капиталистом. Или придержишь деньги на сберкнижке в ожидании торжества справедливости. Через семь лет твои двадцать тысяч превратятся в двадцать рублей. Причём, их покупательская способность будет примерна такая же, как у двадцати рублей нынешних. Так что мой тебе совет, Коля: купи уже сейчас мотоцикл. Это не автомобиль, конечно. Но на ближайшие годы он тебе вполне заменит велосипед. Через полгода ты ещё поблагодаришь меня за этот совет.

Я увидел, как переглянулись Вовка и Надя — вспомнил, что у нас «на книжке» в девяносто первом году скопилось почти восемь тысяч рублей «на чёрный день».

— Вовчик, вы бы с Надей тоже свои восемь тысяч пристроили с умом уже сейчас. Чёрного дня у вас в ближайшее время не будет. Это я вам обещаю. А в следующем году вам этих денег на чёрный день уже не хватит. Посовещайтесь. И купите уже, наконец, в коммерческом магазине новый холодильник. Вашему холодильнику давно место на свалке. Цены в коммерческих магазинах сейчас кажутся высокими. Но лучше уж холодильник, чем ничего. Восемь тысяч вам, конечно на холодильник не хватит. Но я добавлю вам десятку. Мой холодильник, в отличие от вашего, прослужит ещё много лет.

Вовка усмехнулся, словно я сказал шутку.

— Димка, ты прямо экстрасенс, — сказал он. — Ты только будущее предсказываешь? Или ещё и лечить умеешь? Как Кашпировский. Или как Алан Чумак. Может, ты нам вино зарядишь, чтобы у нас после Женькиного спирта завтра похмелья не было?

Надя опустила взгляд, чтобы я не заметил в её глазах веселье. Коля Синицын маленькими глотками хлебал вино, задумчиво посматривая поверх моей головы.

— Значит, я правильно сделал, что раскошелился в мае на новый телевизор, — сказал Бакаев. — Жена бухтела. Говорила, что свой футбол я и на чёрно-белом экране посмотрю. С этой получки ни копейки не отложу, даже в заначку. С книжки сниму всё до копейки. Мясо на рынке куплю, тушёнку сделаю и в гараж отвезу. Сало посолю.

Он покачал головой, пригубил стакан.

Синицын посмотрел на Женьку — осуждения я в его взгляде не заметил.

— Дмитрий, а что написано во втором пункте твоей записке? — тихо спросила Надя.

Она посмотрел мне в глаза — я не удержался, вздохнул. Почувствовал, что у меня вдруг пересохло во рту. Я взял стакан с вином и в два глотка ополовинил его содержимое.

Заметил, что никто из сидевших за столом не ел и не пил. Они выжидающе посматривали на меня и на лист бумаги в моей руке.

Я сказал, не глядя в свои записи:

— Во втором пункте моей подарочной поэмы есть только три слова: Круминьш Василий Янович.

— Кто это? — спросил Вовка.

Он посмотрел на жену — Надя пожала плечами.

Я взглянул на тёмные глаза жены… своего младшего брата, перевёл взгляд на Колю Синицына.

— Николай, — сказал я, — ведь это ты в июне провёл опрос свидетелей по делу об изнасиловании гражданки Лосевой Инны Вениаминовны? Как продвигается расследование? Уже появились подозреваемые?

Синицын скривил губы, потёр пальцем усы.

— Хочешь сказать, что этот…

Он указал рукой на страницу из моего блокнота.

— Лосева говорила, что не запомнила лицо насильника, — сказал Бакаев.

— Зато его запомнили другие женщины, — сказал я.

— Были другие? — спросила Надя, посмотрела сперва на меня, затем на своего мужа.

Вовка пожал плечами.

— Я об этом ничего не знаю, — сказал он.

— Позвони Паше Бондареву, — сказал я. — Помнишь его? Вы с ним учились вместе. У тебя в блокноте записан номер телефона его родителей. Они помогут тебе связаться с Пашкой. Бондарев сейчас служит в дорожной милиции. У них в начале этого года было два случая изнасилования проводниц. В третьем случае проводница отбилась от насильника. Случилось это ещё на майские праздники. Насильника тогда едва не задержали. И хорошо рассмотрели. Составили вполне приличный фоторобот. Круминьша все три проводницы опознают, можете мне поверить. Даже если его не узнает ваша гражданка Лосева.

Коля Синицын снова показал на мои записи и спросил:

— А адрес этого Яновича там не указан?

Бакаев хмыкнул.

— Колян, — сказал он, — ты бы уж сразу у товарищей из комитета майорскую звезду себе на погон попросил. Чего мелочиться-то? Раз они пока такие щедрые. Скажи им спасибо и за это.

— Сомневаюсь, что в нашем городе найдётся много граждан с фамилией Круминьш, — произнесла Надя. — Да ещё и подходящих под описание, сделанное дорожниками. Найдём.

— Конечно, найдём, — сказал Вовка.

Я протянул свой подарок младшему брату.

Вовка взял его, пробежался глазами по моим записям. Кивнул.

— Неплохой подарок, братишка, — признал он. — Надина помада спасена. Подкинул ты нам работёнки. А я так надеялся, что завтра днём в отделе преспокойно поплюю в потолок.

Он сложил лист вчетверо, как совсем недавно сделал это я, сунул его в карман рубашки.

— Блин горелый, — сказал Синицын. — Получается, сейчас невыгодно взятки брать. Раз уж деньги скоро так обесценятся.

Надя и Вовка улыбнулись.

Бакаев посоветовал:

— Бери коньяком, Коля. Или водкой. Эти вещи всегда в цене.

— Или борзыми щенками, — подсказала Надя.

— Кстати, насчёт коньяка, — сказал Владимир. — Может, мы всё же Димкину бутылку оприходуем? Раз уж такие дела. Обмоем крепким градусом нашу будущую успешную борьбу с преступностью?

Его предложение поддержали все, кроме Нади — та встала из-за стола и направилась в дом.

Я смотрел на Надю, пока она не вошла в веранду. Невольно вспомнил, как мы с женой отпраздновали наше возвращение с моря тогда,