Владимир Поселягин - Осназовец

— Ой-ей-ей, — запричитала одна женщина и вдруг рванула по одному из рядов.

— Дочка у нее сегодня уезжает вместе с другими по списку, — пояснила другая женщина.

По мере моего рассказа, естественно, высосанного из пальца, хотя все-таки доля правды там была, вокруг собралось еще около десяти женщин, что слушали очень внимательно, а когда я закончил, половина быстро исчезла, остальные начали обсуждать мои слова. Сарафанное радио в действии.

Поглаживая щенка, я вышел из этого круга сплетниц и отправился дальше, поглядывая на ряды. Меня привлекла жестяная миска небольшого размера, которую среди другой посуды продавала дородная женщина. У меня миска и ложка были, посуда в сидоре, ложка в сапоге. Ладно, кормить щенка можно с руки, а поить? Так что миска была нужна. Миска — это первое имущество пса. Тот же Шмель штук шесть сменил, пока до конца жизни не остановился на одной, похожей на небольшой тазик.

— Почем?

— В рублях червонец, в марках — одна марка, — ответила та.

Достав из кармана мелочь, я отсчитал одну марку и отдал ей, убрав с прилавка миску в карман брюк. Не в сидор же, тот и так набит так туго, что казалось, ткань вот-вот лопнет.

В сидоре у меня еще оставалась простая крестьянская еда, поэтому купив три пирожка с мясом, сам пообедал да пса покормил, напоив его из свежекупленной миски, а когда тот вдруг закряхтел у меня на сгибе локтя и заскулил, я понял, чего он хочет, и опустил его на землю. Тот побегал вокруг и, присев растопырившись, пустил лужу, но это еще оказалось не все. Пока тот продолжал справлять нужду, я встал с корточек и осмотрелся. Мы находились на одной из тихих улочек, позади шумел рынок, на самой же улочке народу было не особо много, на перекрестке мелькнул мотоцикл. До меня донесся шум мотора, а у одного из домов стояла телега с запряженным конем, но возницы не было видно. В общем, действительно тихая улочка. Я тут бывал, до нашего отдела не так далеко. Наверное, прогуляюсь до него, посмотрю на закопченные стены, если здание, конечно, не восстановили. А на месте армейских конюшен был пустырь, как оказалось, сгорели они, когда тут шли бои.

Услышав позади себя топот ног нескольких бегущих человек, я быстро обернулся, напружинившись, но это оказалось трое подростков, я бы сказал зеркально похожих на меня. Двое были в крестьянской одежде, один в городской, но роднили их со мной туго набитые мешки за спинами. Видимо, они приняли меня за своего, потому что крикнули на бегу:

— Машины уходят с работниками, бежим, а то не успеем!

— Догоняй! — крикнул второй.

Кто это был, я понял сразу, те самые оболваненные детишки, мечтающие, что в Германии их ждет манна небесная. На секунду задумавшись, я подхватил щенка, который уже сделал свои дела и ползал у меня под ногами, принюхиваясь к окружающему миру, и, на ходу сунув его под куртку и придерживая левой рукой, рванул за парнями.

Причина такого моего поступка был проста. Мне нужно было в Германию, и я нашел способ, как законно туда добраться. Более того, меня еще и охранять будут немецкие солдаты. Ну, это они думают, что сопровождают, но на их мнение мне плевать, на месте я уже сориентируюсь. Эта идея пока только формировалась у меня в голове, но мы уже выбежали на центральную улицу. Я их догнал и пристроился позади. Добрались до площади. Там стояло пять грузовиков и несколько мотоциклов, а также была довольно большая толпа народу, преимущественно из молодежи, но хватало и взрослых, наверняка из родственников и просто зевак.

Высокий полицай стоял в открытом кузове одной из машин и, держа в руках несколько листов, зачитывал данные будущих рабов. После каждой фамилии он на несколько секунд замолкал, ожидая, когда этот человек пройдет к машинам. Если того не было, то он продолжал зачитывать. Мы с парнями тоже влились в общую толпу. Вот выкрикнули очередную фамилию, и один из парней, с которыми я добрался сюда, радостно стукнул кулаком в плечо соседа и вышел из толпы, направившись к довольно большой группе подростков. А глашатай продолжал свою работу.

То, что пущенный мной слух действовал, я заметил. Не сразу, но заметил. Одна из женщин ввинтилась в толпу и подобралась к девушке, очень схожей с ней лицом, и, ничего не говоря, ухватила ее за шкирку и потащила к выходу из площади, потом так же тихо увели подростка и еще двух девушек.

В это время выкрикнули очередную фамилию, после чего глашатай замер, глядя на безмолвствовавшую толпу. Никто не вышел, а когда он повторил, я воскликнул, подняв руку:

— Ой, это же я!

Выйдя из толпы, я поспешил к вызванным. Меня никто не остановил и даже не подумал обыскать, даже то, что у меня под курткой тихо сопел щенок, который, похоже, успел задремать, пока я стоял в толпе, так никто и не заметил.

— Молодец, — хлопнул меня тот парень, что прошел первым из нашей группы. Я только кивнул, улыбаясь, а сам мысленно повторял данные того парня, под которыми попал в список: Данила Кравчук из Городища.

Когда глашатай закончил, то снова пробежался по списку, и еще десяток запоздавших парней и девчат пополнили наши ряды. В том числе и те двое, что прибежали со мной. После этого нас стали рассаживать в машины по спискам, я попал в третью. То, что у немцев что-то не так, я понял, когда оказался в кузове. В нем еще оставались посадочные места, да и в других машинах была та же картина. После этого нас перегруппировали и рассадили в четыре грузовика, а пятый, видимо, отправился в гараж. Похоже, он принадлежал местной комендатуре.

Попутчики уже успели проститься с родными, и был отдан приказ к выдвижению. Я сидел на лавке у кабины — эта машина имела крытый кузов — и, поглаживая щенка и покачиваясь в такт движению, размышлял. Правильно ли я поступил? По всем прикидкам, да, меня должны доставить в Германию, если, конечно, нас направляли туда, а не куда-нибудь в Польшу, то есть я изрядно сокращал путь. В том, что в дальнейшем смогу уйти от немцев, я нисколько не сомневался, там по ходу дела и сориентируюсь. Так что это мое решение было в тему. Оно не было импульсивным, подверженным моменту, нет, оно было именно обдуманным. То есть меня все устраивало.

Как оказалось, ехали мы не в Ровно, на железнодорожную станцию, а к самой дороге, похоже так было ближе. Где-то через полтора часа наша колонна подъехала к самой обычной станции, окруженной со всех сторон полями, и последовал приказ высаживаться. После этого грузовики, сразу развернувшись, отъехали в сторону и выстроились в линейку, а мы под охраной шести полицаев и одного офицера, как я понял, из комендатуры, прошли к перрону.

Присев на край перрона и свесив ноги, я посмотрел на рельсы и, покосившись на группу девчат, что сели рядом, только вздохнул.

Все, что мог, я сделал, слух пошел, но этим не повезло. Не будешь же кричать, что их в рабство везут, да и по-тихому не шепнешь, чтобы скрылись в полях. Трава там высокая, обязательно найдется стукач, который все доложит полицаям и немцу. К тому же мне это было невыгодно, планы я менять не собирался. Но все равно жалко было этих оболваненных подростков, которых по прибытии ждут страшные испытания. Неприятные колебания. И сказать надо, на это подталкивает совесть, и нельзя, это твердила моя сущность диверсанта. В конце концов я пришел к компромиссу: сообщу в вагоне, на ходу тоже будет шанс сбежать. А если проявится стукач, то тихонько удавлю.

Сунув руку под куртку, я погладил зашевелившегося щенка и осмотрелся. Над станцией стоял гул от большого количества людей, слышались разговоры, смех и даже крики. Спрыгнув на рельсы, я залез под перрон и, достав щенка, вытащил из кармана его миску, к которой он сразу подошел. Умный щенок, запомнил ее. Из кармана куртки я достал фляжку и налил немного воды, отчего тот стал жадно лакать — два часа не поил его, вот тот и восполнял потерю жидкости.

Я тоже не преминул воспользоваться возможностью и сам попил. Причем жажда мучила конкретно, всю флягу добил. Надо будет пополнить запасы, я видел колодец за станцией у водонапорной башни, там уже толпились подростки.

Поезда за то время, что мы тут находились, проходили дважды, и когда послышался очередной шум, я понял, что это наш, поэтому, сунув щенка обратно под куртку, фляжку и миску по карманам и вернувшись на перрон, направился к колодцу.

— Куда? — преградил мне путь полицай.

— К колодцу, попить хочу, да и воды с собой набрать.

— Пусти его, — разрешил другой полицейский, и первый отступил в сторону, опуская винтовку.

Добежав до колодца, у которого стояло двое парней, я налил из ведра воды и убрал отяжелевшую флягу обратно в куртку. Напившись сам, рванул обратно, по пути заскочив в самый обычный на вид туалет.

У перрона уже стоял эшелон, и к моему удивлению, в нем действительности были теплушки. Моя лапша, развешанная на ушах слушателей в Луцке, превращалась в реальность.

Как я понял, передние теплушки уже были полны, но их не открывали, за этим пристально следили немецкие часовые, нас загоняли в крайние, я попал в предпоследний вагон, после чего нас пересчитали, створку закрыли, и щелкнула щеколда.