Физрук: на своей волне 4 - Валерий Александрович Гуров

потом снова вниз. Мяла пальцами многострадальный ремешок на талии. Дышала чуть чаще, чем обычно.

В общем, ждала.

Мне не нужно было быть гением, чтобы понять, о чём она думает. Училка боялась, что я начну болтать в школе насчёт того, что вчера происходило в спортзале. Она явно боялась «позора», перемывки костей и шепотков в учительской.

Вообще, женская природа — хрупкая штука. Секреты, особенно такие, её просто испепеляют… Поэтому физичка явно отчаянно ждала от меня какого-то уверения, что я не собираюсь делать из её ночного приключения повод для цирка.

Я вздохнул и решил всё-таки снять с училки этот «камень».

— Слушайте, — начал я как ни в чём не бывало, — насчёт вчерашнего.

Физичка вздрогнула, подняла на меня испуганные глаза.

— Да… насчёт вчерашнего… — едва слышно повторила она.

Уже по тому, как она стиснула свой поясок, я понял, что внутри у неё всё сжалось в ком.

Я продолжил, стараясь придерживаться такого тона, чтобы у учительницы ни на секунду не возникло ощущения, что я собираюсь её поддеть или поставить в неудобное положение.

— Лидия… насчёт вчерашнего, — сказал я, для пущей убедительности едва коснувшись кончиками пальцев её предплечья.

Физичка вздрогнула, словно от статического разряда, и тут же заторопилась:

— Ой, Владимир Петрович… ну вчера… как-то… это… нехорошо получилось…

Слова сыпались, путались и спотыкались друг о друга. Я лишь чуть крепче сжал её руку, успокаивая, и улыбнулся.

— Лида, ты сейчас говоришь «насчёт вчерашнего», а у меня, честное слово, память как у воробья. Уже и вспомнить-то не могу, что там было…

Физичка чуть приподняла голову, покосилась на меня украдкой. Щёки порозовели… Не выдержав моего взгляда, учительница отвела глаза куда-то в сторону, будто там внезапно стало интереснее.

— Поэтому, Лидочка, тебе точно не о чем беспокоиться. Тема закрыта.

— Правда… что вы ничего не помните? — прошептала физичка.

— Вообще ничего, — подтвердил я. — Как отшибло.

Училка ещё постояла секунду-другую, явно прокручивая в голове варианты и пытаясь найти подвох. Но, видимо, не найдя, наконец расслабилась. Уголки губ Лидии медленно поползли вверх, и на её лице появилась искренняя улыбка, которую сложно сыграть.

— Спасибо вам… — шепнула она.

— На здоровье, — ответил я и подмигнул, чтобы окончательно снять напряжение.

Не задерживаясь, я прошёл мимо физички, направляясь к кабинету директора. На «ковёр», куда меня так настойчиво звали с утра.

Интересно, чего ради такая спешка и что именно Лёня собрался обсуждать со мной с утра пораньше? Впрочем, гадать — дело неблагодарное. Раз зовёт, значит, узнаю всё лично, у него в кабинете.

Но стоило мне подняться на второй этаж, как стало ясно, что утро у директора сегодня действительно выдалось оживлённым. На ковёр вызывали не только меня. По крайней мере, перед дверью кабинета я увидел Марину.

Девчонка стояла в коридоре, нервно прижимая к груди в руках какой-то лист. И выглядела так, будто накануне съела лимон вместе с кожурой. И сейчас наслаждалась «последствиями».

Удивительно, но при виде меня девчонка даже не улыбнулась. А ведь обычно Марина встречала меня своей фирменной улыбкой, словно давала понять, что рада видеть.

Сейчас же — ничего. Только усталость и напряжение, которые девчонка даже не пыталась скрыть.

— Привет, — поздоровался я первым, подходя ближе. — Не переживай, я не кусаюсь.

— Привет, Володя… — выдохнула она, но так тихо, будто ответ выдавили клещами.

Настроение у Марины было ниже плинтуса. Причём дело явно было не во мне… скорее, она вообще была не рада любому контакту.

— Я смотрю, тебя тоже Леонид Яковлевич на ковёр вызвал? — уточнил я, кивнув на дверь кабинета.

Марина подняла на меня глаза… и посмотрела так, будто я только что спросил, в каком году сейчас живём или где у нас север. Не сказать, что как на идиота, но что-то из этой серии явно было.

— Володя, я ведь говорила тебе, что Леонид Яковлевич ещё вчера потребовал, чтобы я писала заявление на увольнение, — напомнила Марина.

И ведь точно… С этим бесконечным водопадом идиотов, уголовников, школьных разборок и всех остальных «приятностей» я и вправду напрочь забыл об обещанном. Обещал я лично поговорить с директором. И, естественно, так и не поговорил.

— Помню, — ответил я максимально серьёзно. — И помню, что сказал тебе, что увольняться ты не будешь. Так что стоишь ты тут зря.

Марина помолчала.

— Сказал-то ты сказал, Володя… — произнесла она почти безжизненным голосом. — Только Леонид Яковлевич ещё с раннего утра мне названивал и требовал, чтобы я незамедлительно принесла заявление. Так что… увы. Поэтому я и здесь.

Марина снова опустила голову, будто пытаясь спрятать своё состояние от меня. Но мне было ясно, что девчонка на грани.

Я молчал пару секунд, а в голове уже работали шестерёнки. До щелчка.

Интересно… откуда у директора вдруг такая прыть? Ладно бы речь шла о конфликте Лёни и завуча. Там у них с Соней свои личные тараканы, старая обида и вечная борьба за влияние. У них это в порядке вещей.

Но Марина?

С Мариной у Лёни никогда не было конфликтов. Наоборот, как я успел понять, директор относился к ней как к тихой, стабильной части коллектива. Таких обычно берегут, а не вышвыривают за забор с утра пораньше.

Что же такого произошло, что директор решил выбросить девчонку за порог школы, как ненужную бумагу?

Но, увы, что именно не поделили директор и Марина — вопрос, на который у меня не было ни малейшего ответа. Но одно было ясно — девчонку выживают, и делают это почему-то с явным нажимом.

Но как бы ни складывались закулисные расклады, своё слово я уже дал. А от своих обещаний я не отказываюсь. Тем более сейчас отличный момент поговорить с Лёней с глазу на глаз и поставить все точки.

— Так, я правильно понимаю, заявление ты уже написала? — я коротко кивнул на листок, который Марина прижимала к груди.

— Написала… — призналась она надломленным голосом. — У меня ведь другого выхода нет, Володя. Ты же знаешь мою ситуацию… ничего не изменилось.

— Знаю, — подтвердил я.

Я оглянулся по сторонам — коридор был пуст, ни одних посторонних глаз поблизости.

Школа гудела где-то вдали, а здесь, возле двери в директорский кабинет, будто образовался остров тишины.

Я снова посмотрел на Марину, и девчонка словно сжалась, ожидая, что я сейчас скажу что-то резкое.

— Никакое заявление ты подавать не будешь, — отрезал я.

— Но…

Марина дёрнулась, будто снова собиралась запеть свою песню про «Леонид Яковлевич сказал…» и отсутствие вариантов. Но я поднял руку, едва заметно, и Марина тут же замолчала.

— Не надо, — сказал я мягче. — Всё