Чужак из ниоткуда-5 - Алексей Анатольевич Евтушенко

затянулся. Философия «ушедших» показалась моим друзьям крайне примитивной и неинтересной.

Таковой на самом деле она и была.

— Это даже на протест не тянет, — сказал Сернан. — Наши хиппи хотя бы всеобщую любовь проповедуют и травку курят. А эти? Животный и даже растительный образ жизни, отказ от работы и вообще любых человеческих стремлений… Бр-р, — он передёрнул плечами. — Нет уж, увольте. Не интересно. Говоришь, детей у них забирают, когда те рождаются?

— Да, — подтвердил я. — За каждой «стаей» ведётся наблюдение, они все на учёте.

— И правильно делают, — заключил Сернан. — Нельзя таким людям детей оставлять.

— Самое забавное, — сказал я, — что их отказ от нормальной человеческой жизни ведёт за собой и отказ от общения с животными. То есть, общаться с дикими животными они не умеют.

— Не умеют или не хотят? — спросил Быковский.

— Эта способность пропадает, когда человек уходит в «стаю» и становится «ушедшим». Как и все другие наши способности и умения. Включая умение входить в орно, видеть в темноте, лечить и лечиться, и многое другое.

— Удивительно, — сказал Быковский. — Вниз по лестнице эволюции. Добровольное схождение.

— Что-то вроде этого, — кивнул я. — Многие, кстати, не выдерживают, бросают «стаи» и возвращаются к нормальной жизни. Правда, на их место приходят другие, но общая тенденция положительная. Количество «ушедших» с каждым годом уменьшается.

Глава двадцать третья

Джиа. Прощание. Космоверфь. И снова «Горное эхо». Кем быть?

С Джиа за всё время, что мы провели на Гараде, я встречался ещё дважды.

Скрывать не стану, тот день и ночь, которые мы провели у неё дома, запомнились мне надолго, я был не прочь повторить. А вот она, как выяснилось, не слишком к этому стремилась.

Мы как раз вернулись из долгой поездки по Гараду, я позвонил, и мы договорились поужинать в городе.

Всё получилось, как в плохих голливудских фильмах.

Нет, ужин вышел прекрасный. Жаркое из искусственного мяса, которое было вкуснее и нежнее настоящего, три вида салатов, бутылка хорошего красного сухого вина, чудесный десерт, живая музыка и тёплый вечер Новой Ксамы на веранде ресторана.

Но вот потом…

Я проводил её домой, будучи почти уверенным, что она меня пригласит, и мы замечательно проведём эту ночь.

Не пригласила.

Остановилась на пороге, повернулась, приложила палец к моим губам, когда я потянулся её поцеловать.

— Прости, Серёжа, — сказала. — Ничего у нас не получится.

— Почему? — я даже немного растерялся.

— По самой простой причине. Я старше тебя больше, чем в два раза. Фактически гожусь в матери. Это никуда не годится.

— Да ладно, — сказал я. — Какой ещё возраст? Ты же гарадка, и останешься молодой ещё десятки и десятки лет. Как и я, к слову. Здесь что-то другое.

— Догадливый, — вздохнула она. — Хорошо, давай прямо. Я тебя не люблю, Серёжа. С тобой было прекрасно, я буду тебя вспоминать, но не люблю. Да и ты меня не любишь. Одна только страсть и дружеская приязнь, которую в данном случае легко перепутать с любовью. Так ведь?

— Любовь не всегда возникает с первого взгляда, — упрямо сказал я. — Иногда ей нужно дать время родиться и вырасти.

— Не в нашем случае.

— Почему?

— Потому что я не лечу на Землю со второй экспедицией.

— Вот как. Неожиданно. Из-за меня?

— В какой-то мере.

— И в какой же?

— Послушай, юноши настырны и упрямы, я хорошо помню и знаю, а уж юноши с памятью и опытом взрослого мужчины и вовсе могут горы свернуть. Но не надо. Не нужна я тебе, как и ты мне. Нет у нас будущего, пойми. Вот просто минутку постой спокойно и подумай. Не о том, как тебе хочется затащить меня в постель, это вообще к мыслительному процессу не имеет отношения, по-настоящему подумай, с использованием логики.

— Вообще-то имеет, — сказал я. — Ты же биолог, хоть и с приставкой астро, должна понимать, как работает мозг. Нарративное мышление бьёт логическое одной левой. История, да ещё и окрашенная эмоционально, важнее сухой логики.

— Ты можешь воображать себе какие угодно истории, — возразила Джиа. — Но реальность, в конце концов, всё расставит по своим местам. Реальность же такова, что ты землянин, а я — гарадка. Вот скажи откровенно. Ты готов перебраться на Гарад, поселиться здесь навсегда? Если скажешь, что у тебя две родины — Гарад и Земля, и ты готов жить то там, то здесь, я тебе не поверю. Выбирать всё равно придётся. Не говоря уже о том, что регулярное сообщение через нуль-пространство между нашими планетами вряд ли наладится в ближайшие десять, а то и двадцать лет.

Я задумался. Приходилось признать, что Джиа права. Я не был готов перебраться на Гарад. Три года стремился сюда попасть изо всех сил, а когда попал, понял, что хочу обратно, на Землю. Нет, Гарад прекрасен, я счастлив, что он есть и счастлив, что до него добрался. Но… Я землянин. Уже — землянин. И намерен оставаться таковым до конца жизни.

Что ещё?

Предложить Джиа перебраться на Землю?

Ерунда, не предложу. Не потому, что опасаюсь отказа (вот было бы смешно, согласись она!). А по той простой причине, которую Джиа уже огласила. Нет между нами любви. Одна страсть. Утоли её — и всё, дальше пустота. Даже с Кристиной было больше шансов. А перед этим — с Наташей… И, уж тем более, они, шансы, остаются с Татьяной, которая обещала меня ждать. Эй, ты не забыл, что тебя ждут на Земле? Не родители и сестра, не Петров с Бошировым и даже не Леонид Ильич Брежнев, хотя и они тоже.Тебя ждёт замечательная талантливая девочка Таня Калинина. Как там было у неё…

Бросишь меня — я прорасту цветком,

маком багряным, пылающей каплей заката

в полях, где туман проливается молоком,

в пыли у дороги, что на перекрёстке распята.

Может быть, я не проживу и дня,

но гибель моя тебя бесконечно тронет.

Ведь, если другая со смехом сорвёт меня,

я раной кровавой останусь на бледной ладони [1]

Немного наивно, но когда девушке только шестнадцать, это простительно.

Тебя ждут — это главное.

Жди меня, и я вернусь, как гениально и на все времена написал однажды Константин Симонов. Только очень