Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

— А ведь я тебя знаю! Ты же тот посланник от папы Римского, что в Киев ко мне приезжал, верно?

Не дав мне ответить, он вновь удивленно воскликнул.

— А где же твоя сутана, где крест?!

Я уже так давно отвык врать про свое итальянское происхождение, что не сразу нахожу что и ответить. Все с интересом пялятся на меня, а воевода неожиданно заявляет во весь голос.

— А я и тогда говорил тебе, князь, и сейчас скажу — мутный он какой-то!

Этот наезд мгновенно вывел меня из ступора. В стрессовых ситуациях я думаю лучше и тут сразу же нашелся.

— Великий князь, не позволяй людям своим изливать хулу на раба божьего без нужды. Да, был я посланником папы, но священником никогда не был и сана не принимал. Миссию свою перед Святым престолом я исполнил, послание папы тебе, князю урусов, передал и с тем посчитал миссию свою выполненной. Хотел было я прямо тогда из Киева вернуться в Вечный город, но посол ханский не позволил и силой увез меня на восток, где я стал свидетелем вторжения языческих орд на земли христианские. Видел я многие зверства над душами праведными, и не выдержало сердце мое. Взмолился я к господу и ниспослал он мне милость свою…

— Хватит! — Ярослав оборвал меня на полуслове. — Про молитвы в церкви расскажешь. Здесь то ты что делаешь?!

Как я и надеялся, такая трактовка его зимнего похода на брата ему не понравилась настолько, что он решил моей судьбой больше не интересоваться. Мне такой вариант тоже подходит, и я уже совершенно в другом ключе объясняю:

— Как наместник вашего сына в Твери, привел ему первый отряд тверского ополчения.

Может быть, где-то в глубине души Ярослава и продолжали интересовать произошедшие со мной изменения, но виду он не подал. Намеку внял и выслушивать вновь про татарские зверства над христианами не пожелал.

Отбросив все неважное, он решил перейти к сути.

— Так чего ты хотел, говори!

«Ну вот, с этого и надо было начинать, а с не с дурацких расспросов!» — Удовлетворенно хмыкнув про себя, я начал говорить:

— Слушая дискуссию между вашим сыном и многоуважаемым воеводой, я вдруг подумал о старой народной мудрости — там, где нельзя добиться победы силой, нужно попробовать взять ее хитростью.

В ответ на мое начало, Ярослав сморщился словно надкусил кислое яблоко.

— Вот любите вы, фрязины, это многословие цветастое! Давай покороче, сразу к делу!

В другое время можно было бы и обидеться, я тут стараюсь изо всех сил, подстраиваюсь под их манеру подачи, а мне платят такой черной неблагодарностью.

«Ладно, — решаю про себя, — обижаться не время, а если хотите покороче, то пожалуйста».

Наклоняюсь и рисую пальцем на утоптанном снегу.

— Вот тут город, а тут наш лагерь. Здесь главные ворота, а здесь, — прочертив окружность, ставлю метку с обратной стороны, — малые. Предлагаю вот что. Все отряды начнут разбивать лагерь показательно добротно, на длительный срок. Так, будто мы готовимся к длительной осаде, а в это время мои стрелки встанут вот здесь, — я вычерчиваю несколько крестиков напротив малых ворот, — и будут обстреливать стены днем и ночью, не давая литвинам даже выглянуть наружу. Через пару дней мы их так достанем, что они и головы над тыном будут бояться поднять.

Делаю паузу и обвожу всех взглядом, мол, ну что, дошло куда я клоню? Видать не дошло, потому как нарываюсь на раздраженный голос Великого князя.

— Ну и что?! Будут аккуратнее… Нам-то какая с того польза?!

Подумав про себя: — «Что ж вы такие тугодумы-то». — Продолжаю.

— Князь Викинт, как я слышал, молодой и горячий, а место там удаленное. Лагерь наш далеко, да мы еще специально и все другие отряды оттуда уберем. Думается мне, что посмотрит он на нахальных стрелков, посмотрит, да и решит наглецов наказать. Выйдут они для этого темной ночью из города, а мы их будем там ждать. Повезет, ворвемся на их плечах в город, а нет, тоже не беда. Бойцов они в этой вылазке положат, да и дух моральный упадет, а после этого и штурмовать стены будет легче.

Вслед за моими словами, на миг зависает тишина, а потом раздается удивленно-недоумевающий голос воеводы.

— А фрязин-то дело говорит!

В пронизывающем взгляде Ярослава тоже вспыхивает интерес.

— У литвы на стенах тож лучники есть. Справятся ли твои-то?

Чуть склоняю голову, но глаз не отвожу.

— Не сомневайся, Великий князь! Справятся так, что любо-дорого!

Вопросительный взгляд Ярослава переходит с Дмитра Ейковича на сына, мол что скажешь, и молчавший до этого Алесандр отвечает.

— Одного стрелка я видел. Если у него все такие же, то урон литве они нанесут немалый, а уж Викинта выбесят это уж точно.

* * *

Отодвинув лапу молодого ельника, смотрю на поднимающийся склон, по которому рассыпаны мои стрелки. Они растянулись цепью, примерно в пятидесяти шагах от городского частокола и по обе стороны от ворот, выходящих к реке. У каждого тяжелый большой щит, вкопанный прямо в снег. По военным меркам нашего времени это двадцать дотов, выросших в одночасье, как бельмо на глазу у осажденных.

Поначалу, на стене рассматривали рассредоточивающихся арбалетчиков с каким-то наивно-детским любопытством. Мол, чего эти русы хотят? Для прицельной стрельбы далековато, а для штурма так отряд слишком мал. И действительно, полста шагов для лучника — это предел, дальше лишь пустая трата стрел. Даже если удастся попасть, то стрела едва пробьет зимнюю одежду и серьезного ранения не нанесет, а уж тем более при стрельбе снизу-вверх.

Выглядывая из бойниц, литовцы живо наблюдали за моими стрелками, пока первый же выпущенный болт не положил одного из них. Предсмертный вскрик пронесся по стене жутковатым эхом, и в ответ тут же посыпался град стрел. Переждав его за щитами, мои стрелки положили еще парочку бойцов на стене, и вот только тогда литовцы осознали степень опасности. Попрятавшись, они попытались было начать огневую дуэль, но это также не принесло им удачи. Чтобы выстрелить, лучник, как минимум, должен встать и на миг показаться в проеме бойницы в полный рост. Такое легкомыслие было немедленно наказано, и два их стрелка получили серьезные ранения, а еще одного успокоили навсегда.

После этого литовцы оставили всякие попытки отстреливаться и больше не высовывались. Теперь более сотни метров стены находились под постоянной угрозой обстрела, и это должно было держать защитников города в дополнительном напряжении. Кроме того, спуск к Днепру также оказался перекрыт, что тоже не способствовало хорошему настроению у осажденных.

«Все это было еще