Подонки! Однозначно - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Новой революционной России нужны офицеры-флотоводцы из вашей среды, товарищи матросы. В социалистической России никто не станет морским офицером, пока не отслужит в матросах!

Одно грустно, согнанные в сторону умеренные социалисты мотали на ус сказанное. Тоже начнут сыпать обещаниями. Сами-то ничего толкового не выдумали.

Далее Седов развил идею, что после окончательной победы революции в наибольшем почёте будут те, кто наибольший вклад внёс в эту революцию. Особенно сейчас, когда предатели из Петросовета сливают успехи народа и продают революцию капиталистам. Значит, нужно бороться с предателями, не только словом, но и пулей.

Боковым зрением усёк, что Скобелев, заслышав эти слова, ощутимо вздрогнул и спрятался за соседа.

— Товарищи! В мирное время пусть правят Советы, местное наше самоуправление, которому не нужны всякие верховные вожди. Но революция в опасности! Куда смотрит ваш меньшевистский Центробалт? Готовит умирать, если не за царя, так за министров-капиталистов? Даёшь съезд Балтийского флота! Вся власть революционным матросам, а не предателям-соглашателям!

Всего через несколько часов после почти джентльменского соглашения с Ульяновым Седов подложил большевикам первую свинью. Они довольно успешно подгребали Центробалт под себя, постепенно вытесняя меньшевиков, эсеров и анархистов, командовал им давний ленинец Дыбенко. Но было брошено в матросскую массу всего несколько убийственно точных фраз, и авторитет Центробалта скатился до плинтуса, хоть сам Дыбенко всецело поддерживает лозунг о выходе России из войны. Тем более пообещать «чистых женщин» большевики не допёрли.

Уезжал Седов, выбранный в совет по организации флотского съезда, а в багажнике плескались бидоны с бензином и маслом — дар балтфлотцев. Грузивший подарки в машину конфузливо спросил: а не пришлёте ли, товарищ, хоть бы дюжину женщин сейчас? Ну, полдюжины?

— Только после окончательной победы революции. Тогда настоящий матросский Центробалт, а не этот, подстилка Временного правительства, обеспечит вас всем необходимым. Главное, чтоб Съезд выбрал правильных депутатов!

По дороге к «Киевским номерам» Седов сосредоточенно обдумывал, как бы ему не разорваться. Он чувствовал, что благодаря напору и щедрому рассыпанию посулов переманит на свою сторону собравшихся на любом митинге. Но не вездесущ. Значит, нужны единомышленники, действующие по его указке. Аватары, так сказать. Антон получил поручение оповестить межрайонцев.

Они собрались утром следующего дня, третьего для Седова в этой реальности, благо в Таврическом помещений для подобных междусобойчиков хватало. Тем более — суббота, дворец малолюден, «интеллихентная» публика с буржуазными замашками предпочитала отдых. Пришли: Владимир Антонов-Овсеенко, Моисей Вольдштейн (Володарский), Дмитрий Мануильский, Адольф Иоффе, Анатолий Луначарский, Константин Кротовский (Юренёв). Конечно — Моисей Урицкий, и Седов отметил, что при изобилии явно еврейских лиц славяне тоже в межрайонцах представлены, что славно, второй Бунд ему не нужен. Вот присутствие Лёвы Розенфельда (Каменева) ничуть не радовало. Мало того, что он — большевик-ленинец, и всё сказанное здесь станет тотчас известно Ильичу, в том числе для его ушей не предназначенное. Хуже того, Розенфельд женат на Ольге Бронштейн, сестре Троцкого, то есть знаком с Троцким давно. Непременно отметит вопиющую разницу с нынешним Седовым.

Всякие подводные камушки, хорошо если не скалы, выросшие из прежней жизни Троцкого, непременно пройдут под килем, решил политик. Поменьше обращать на них внимания и — вперёд!

— Товарищи! Нам нужна социалистическая партия, готовая к объединительному съезду с другими радикальными марксистами.

Этим крепко озадачил межрайонцев, сетующих на разброд в российской социал-демократии и справедливо полагавших, что появление новой партии лишь усилит этот разброд. Седов убеждал, что цель этой партии как раз объединительная — создать движение, собирающее в себе межрайонцев, большевиков, а также им сочувствующих среди эсеров, меньшевиков и анархистов.

— Как соберутся голосовать, каждый захочет стать первым и главным объединителем, — справедливо предположил Вольдштейн.

— Никаких голосований! Товарищи, вот-вот соберутся съезды Балтфлота и Советов, у нас нет ни дня на игры в демократию. Объединим прогрессивные революционные силы в кулак, свергнем буржуазию — тогда будем выносить на голосование как жить дальше. Развернём внутрипартийную дискуссию, кто же против? А сейчас мы находимся в положении чрезвычайном. Идёт война внешняя и внутренняя. Враг захватил западные губернии Родины. Враг сохранил капитализм в России. И мы все — на войне! Я объявляю себя командиром нашей армии — до объединения. Вместе — победим.

В прошлой жизни он заявлял: настоящая демократия — это когда все как один хвалят мою партию и меня. Чем эта реальность отличается? Да ничем, всего лишь не прошла важные этапы развития и понимания.

Видел по лицам — колеблются. После февраля им въелось в мозги и печёнки: нужно собраться, обсудить, выработать проект решения, поставить на голосование… Пришлось давить дальше.

— В мирное время демократия имеет массу преимуществ. На войне выигрывает диктатура. Да, диктатура пролетариата. Но пролетариат не будет собираться на съезд по каждому мелкому вопросу, и не хватает у наших товарищей пролетариев образованности и кругозора. Поэтому диктатуру пролетариата проведём в жизнь мы — пролетарские вожди.

Человек семь отсеялось, не самых важных. Каменев-Розенфельд слушал, не возражая, мотал на пышный ус. Когда несогласные удалились, осталось человек тридцать, Седов объявил собрание учредительной конференцией СПР, Социалистической партии России.

— Почему не Революционной социалистической партии? — уточнил Луначарский.

— Социалисты-революционеры у нас эсеры, — отрезал Седов. — Эти скудоумные не понимают, что победой революции история не закончится. Мы будем трудиться и далее — на благо пролетариата и всего трудового народа. Ещё вопросы? Вопросов нет. Так и запишем, — он обратился к невидимой секретарше. — Решение об учреждении партии и утверждении её названия принято единогласно. Теперь Программа и Устав.

«Декрет о земле», «Декрет о мире» и прочие популистские откровения Ульянова, ещё не опубликованные до осени, ушли тихо курить в сторонку. Подкованный в Институте марксизма-ленинизма и набравший колоссальный политический опыт в постсоветской России, Седов обещал гораздо больше: всеобщее равное избирательное право, 8-часовой рабочий день при справедливой оплате труда, гарантированный выходной, ежегодный отпуск, социальное страхование, гарантированное обеспечение жильём и работой… Глядя в охреневшие лица, Седов вколотил в них как гвоздь тезис о постепенном переходе от мобилизационного комплектования армии к добровольно-контрактной.

— Но где же на всё это столько денег взять? — простонал Вольдштейн-Володарский. — Казна и так пуста…

— А никто и не говорит, что нововведения случатся прямо завтра. Я огласил наши перспективные цели на пути к благоденствию для трудового народа. Сначала поднимем экономику на новых социалистических началах.

А по пути или ишак, или падишах загнётся. У трудового народа память короткая. Слишком памятливым не проблема и рот заткнуть. Разумеется, присутствующие последнее не услышали, самые умные и без подсказки догадались, но промолчали.