Подонки! Однозначно - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Возмущённо блеявший Церетели услышал, что автомотор бывшего депутата Щупкина в связи с революционной необходимостью переходит Совету рабочих Путиловского завода и передаётся их депутату в Петросовете товарищу Седову.

— Хотя бы подвезите нас до Таврического, — клянчил меньшевик.

— Ходьба пешком закаляет и укрепляет, — отрезал Седов. — Здоровее будете.

— А меня в центр подвезёте? — раздался приятный голосок.

— Конечно! Садитесь, товарищ. Вы — большевичка?

— Нет. Из партии эсеров, — откровенно призналась дамочка лет 25–30 на вид, скорее канцелярского, нежели пролетарского облика, принадлежность к революционным слоям подчёркивал красный платок на голове.

Седов с видом знатока-исследователя осмотрел стройную фигурку, затянутую в глухое до верха и длинное по щиколотки серое платье, сексуальных мини 1920 годов ещё ждать и ждать. А зачем ждать? Самое бронебойно-непрошибаемое платье, при желании, легко снимается.

— Значит, будем крепить межпартийные связи, мадемуазель. Поехали! Антон! В «Киевские нумера».

Яшку отсадил в машину Урицкого, уж больно плотоядно морячок облизывал глазами их попутчицу.

Первые сутки в 1917 году складывались вполне удачно.

Глава 2

Утро следующего дня началось в семь, Антон вошёл, постучавшись, но не стал дожидаться ответа. Отбросил штору, яркое майское солнце осветило убогую комнатушку.

Евдокия Фёдоровна натянула одеяло до самых глаз — то ли Антона стесняясь, то ли защищалась от резкого света. Слишком длинные её имя-отчество Седов сократил до «Ева».

Выгнав Антона, Седов спустил худые волосатые ноги на пол и пошёл умываться, благо отхожее место и умывальник с водой, увы — лишь холодной, в номере присутствовали. Когда вернулся, Евдокия уже оделась.

— Мой помощник принёс немного молока, хлеба и мяса. Позавтракаем, товарищ Ева?

Женщина прыснула.

— С «товарищами» делают революцию, а не шалят в койке подобно мартовским котам. Тем паче мы в разных партиях. Одевайся, герой-любовник!

Она шмыгнула в туалет, вызвав у Седова некоторое раздражение. В постели Евдокия Фёдоровна оказалась ненасытной. Рассказывала, что была замужем за инженером Путиловского завода, тоже эсером, в марте супруга схватила ВЧСК, невзирая на революционную партийность, в тюрьме умер. Тело не выдали, сказали — повесился в камере. Сатрапы, что с них взять. Мужу была верна, два месяца блюла траур… Но горячие слова товарища Седова о грядущей пролетарской революции настолько возбудили, что попросилась к нему в авто.

Наверно, ждала большего. Сама на целый дюйм или два выше ростом, с тонкой талией, но с большой грудью и широкими бёдрами, дама проявила завидный темперамент. Повторяла: ещё! ещё! ещё! И сколько требовалось, чтоб её удовлетворить? Никогда ни одна женщина не скажет «хватит», никогда! Хоть в постели, хоть за столом, хоть в магазине.

Инструмент любви, доставшийся от Троцкого и лишённый крайней плоти, её довёл до криков, но того оказалось мало. Ева ни в чём не упрекнула, тем не менее… Скорее всего, придётся расстаться. А жаль.

Бесстрашный герой революции (в ближайшем будущем), Седов опасался стыдных болячек. Слышал, сифилис распространён едва ли не поголовно среди социал-демократической интеллигенции. Товарищи марксисты, отрицая устои царизма, презирали и моральные запреты, легко совокупляясь и передавая инфекцию другим товарищам по борьбе как эстафетную палочку. Ещё в поезде тщательно осмотрел себя и характерных язвочек не обнаружил. Жуткой боли в уретре при мочеиспускании — тоже, идеолог «перманентной революции» товарищ Троцкий, спасибо хоть на этом, себя держал в чистоте.

Ева, похоже, не врёт. Конечно, песня на тему «ты у меня второй» поётся едва ли не каждой женщиной, достающейся очередному мужчине далеко не в девственном положении. Но точно не шалава. Риск подцепить заразу невелик, даже — минимален. Как с ней строить отношения, если остаётся не вполне утолённой?

Седов намеревался покорить Россию. Что, с амурными запросами единственной мадам не совладает?

Натянул кальсоны, исподнюю рубаху.

За завтраком Ева спросила:

— Что, евреям теперь можно молоко с мясом?

— Революция отменяет нации, дорогая. Все мы теперь — российские, русские патриоты.

— Революция… Меньшевики говорят: она закончилась.

— Ничего подобного! Главное ещё впереди, чтобы они не говорили, а ваши подпевалы-эсеры им не вторили. Власть по-прежнему остаётся у тех же буржуев-капиталистов и помещиков. Всякие выборы, всякая демократия — фикция сплошная. У кого больше денег, наймёт лучших ораторов, они любых заболтают.

— Но Щупкин вчера не смог? Земля пухом…

— Да, земля пухом. Видит бог, я не хотел. Рабочие сами с ним разобрались. Переоценили господа меньшевики своё влияние на Путиловском и поплатились. Ничего, возьмём власть…

— Кто — мы?

Губами в жирном коровьем молоке эсерка задала ключевой вопрос. Кто он, Седов, по партийной принадлежности? От чьего имени глаголет?

От большевиков? Так к ним не примкнул, лишь где-то рядом. Межрайноцев? Это не партия, не движение, всего лишь какая-та кучка персон, кого задрали межпартийные склоки социал-демократов.

На 1-м Съезде Советов Ульянов брякнет: «есть такая партия, готовая взять власть». Естественно, соврёт как всегда, в то время большевики были (то есть будут) слишком малочисленны для ленинских претензий.

Седов тоже хотел бы сказать: есть такая партия, я — её вождь. Но от прожектов до реализации ох как далеко!

— И всё же, кто это — мы? Тезисы у тебя большевистские.

— Пока не большевик, дорогая. Просто разделяю многие их взгляды. Считай меня межрайонцем, знаешь таких? Небольшая группа, ей предстоит вырасти в партию и объединить в себе большевиков, трезво мыслящих меньшевиков, эсеров левого толка. Запишешься ко мне?

— В партию или в койку? — хихикнула она. — Охолонись и отдохни, через пару дней можем повторить, ежели желаешь. Там и о партии поговорим.

Как истинная революционерка, Евдокия стригла светлые волосы коротко, по-мужски, Седов и то был лохматее. После её ухода сбрил начисто усы и бороду, удаляя сходство с Троцким, сунул очки в карман, мир слегка затуманился, но в целом всё достаточно видно, стёклышки носились скорее для подчёркивания интеллигентности и по моде, нежели для остроты глаз. Осталось упорядочить шевелюру — густую, чёрную, с первыми проволочками белых волос. В прошлой жизни неопрятности не признавал.

К девяти уже был в Таврическом на заседании большевистской фракции, где предъявил коллегам протокол собрания рабочих Путиловского завода.

— Товагищ Тгоцкий, таки ты с нами или пготив нас? — поставил вопрос ребром Ульянов.

— Рядом с вами рука об руку, Владимир Ильич. Полностью разделяю ваши апрельские тезисы, о чём вы вчера слышали на заседании Петросовета: никакого доверия Временному правительству, единственная законная власть — Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, долой империалистическую войну.

— Позвольте.