Ювелиръ. 1808 - Виктор Гросов

Вернувшись в лабораторию, я снова сел за верстак

Дверь в мою контору распахнулась без стука. В комнату вошел Оболенский, неся с собой запах дорогих сигар. Он был без пудры, и его кожа казалась серой и пергаментной. Уголки губ были опущены, а во взгляде плескалась усталость. Бойня в моем доме оставила шрам и на его репутации.

Он молча прошел к столу и тяжело опустился в кресло. Я отложил чертежи.

— Ничего, — бросил он, глядя в стену. — Пусто. Твой капитан Воронцов и его ищейки перерыли весь город. Нашли двух пьяных дезертиров с похожим ножом и после недели допросов отпустили. Они ищут призраков. Убийцы словно в воздухе растворились.

Он достал из кармана золотой портсигар, щелкнул крышкой, но, не взяв папиросы, захлопнул его и бросил на стол.

— Моих людей похоронили вчера. Тихо. Без почестей. Это удар по мне, Григорий. Плевок в лицо. Они думают, что я не смогу защитить даже тех, кто носит мою ливрею.

Он поднял на меня тяжелый взгляд.

— Я пришлю еще двоих. Лучших. Они будут жить здесь, в доме. Станут твоей тенью.

Я дождался, пока он выговорится, и только потом, глядя ему прямо в глаза, едва заметно повел головой из стороны в сторону.

— Нет.

Он удивленно вскинул бровь.

— Ты в своем уме? После того, что случилось?

— Вполне. Ваши люди — гвардейцы. Прекрасные солдаты. Они умеют стоять на посту и умирать с честью. Я видел. — Я сделал паузу. — Но мне нужны глаза во дворе и на улице. Уши в трактирах. Мне нужны волки, а не парадные псы. Люди, которые сольются с толпой и будут верны мне, а своему полковому командиру.

Оболенский застыл.

— Ты… — он начал было, но осекся.

Я знал, что он хотел сказать. Что я неблагодарный щенок. Но он не сказал. Скривив губы в горькой усмешке, он откинулся на спинку кресла. Он уступил. Но он не был бы Оболенским, если бы не попытался превратить свое поражение в новый ход.

— Что ж… воля твоя, — процедил он. — Хочешь играть в свои игры — играй. Но где ты, мастер, найдешь таких… волков?

Он смотрел на меня с циничным любопытством.

— Я думал спросить у вас совета, ваше сиятельство. Вы знаете этот город лучше меня.

Лесть была грубой, зато она сработала. Уголки его губ дрогнули. Он снова был в роли наставника.

— Ищи в трактирах у Измайловских казарм, — сказал он, входя в роль. — Там прозябают десятки отставных унтеров и вахмистров. Герои былых сражений. Люди, которые двадцать пять лет своей жизни отдали Империи, а взамен получили дырку от бублика. Они истосковались по делу. По командиру, который будет их уважать. — Он сделал паузу. — За верность, горячую похлебку и пару рублей в месяц, они тебе любую глотку перегрызут. Только выбирай тех, кто еще не совсем спился. Смотри в глаза. Если ясные и не бегают — значит, человек еще не конченый.

Он встал, давая понять, что аудиенция окончена.

— Что ж, дерзай, набирай свою личную гвардию, — бросил он уже у двери. — Только смотри, чтобы эти твои «волки» не перегрызли глотку сперва тебе самому.

Дверь за ним захлопнулась.

На следующий день, оставив Варвару и Катю под присмотром Ильи и Степана, я отправился на охоту. Я сменил свой добротный сюртук на простую куртку из грубого сукна и вышел из дома через заднюю дверь.

Трактир «Старый гренадер» был именно таким, каким я его себе представлял. В нем стояла вонь дешевой водки, въедливого дыма махорки и чего-то еще — застарелого пота и прокисших щей. За грубыми столами сидели тени прошлого.

Я сел в углу, заказал кружку пива и стал ждать. Прошел час, другой. Я уже начал думать, что совет Оболенского был злой шуткой.

И тут я заметил любопытного персонажа. Он сидел один, спиной к стене — привычка солдата. Седой, подтянутый, с прямой, как палка, спиной. На щеке — старый, белый шрам от сабельного удара. Он не пил водку. Перед ним стояла кружка кваса, и он медленно, с достоинством, ел кусок черного хлеба с солью. Но главное — глаза. Спокойные, ясные, чуть усталые. Взгляд человека, который видел слишком много, чтобы суетиться.

Я подошел к его столу.

— Разрешите присесть?

Он медленно поднял на меня глаза. Оценил мою простую одежду, руки в мозолях. Не признал во мне барина.

— Садись, коли места другого нет.

Я сел напротив.

— Вы под Аустерлицем были.

— Был, — коротко ответил он.

— Мне нужны люди, — сказал я прямо. — Люди, которые умеют не только пить водку.

Он отложил хлеб и посмотрел на меня в упор.

— Что за работа?

— Охранять дом. И людей в нем. Работа опасная. Неделю назад двоих моих зарезали.

Он молчал, но я видел, как в его глазах что-то изменилось. Появился интерес.

— Плата — пять рублей в месяц каждому. Полный пансион: кров, еда, обмундирование. И сто рублей подъемных на семью. Но главное — дело. Настоящее дело.

Пять рублей. Для него это было состояние. Но он даже бровью не повел.

— Сколько людей нужно?

— Четверо. Включая вас. Вы будете старшим.

Он снова замолчал, обдумывая. Затем кивнул.

— Приходи завтра к полудню. Я соберу тех, за кого можно поручиться.

На следующий день я ждал его у трактира. Он появился ровно в полдень. За его спиной стояли трое.

— Вот, хозяин. Как договаривались, — пробасил Ефимыч. — Семен, бывший гренадер. Лука, егерь. Игнат, из улан. Все прошли огонь и воду. За каждого головой ручаюсь.

Я смотрел на них. Огромный, бородатый Семен, похожий на медведя, но с на удивление добрыми, чуть грустными глазами. Сухой, жилистый Лука с привычкой постоянно оглядываться. И совсем молодой парень Игнат, с лицом ангела и рваным шрамом через всю бровь, теребивший в руках старую пулю на шнурке. Это были не наемники. Это были осколки великой армии, выброшенные на берег.

— Добро пожаловать домой, — сказал я.

В этот момент я окончательно понял, что моя жизнь изменилась. Проекты, заказы, слава — все это отошло на второй план. Я принял на себя ответственность за жизни других людей. Теперь главной задачей было создание крепости, способной защитить тех немногих, кто стал моей семьей: раненую Варвару, напуганную Катю, верного Прошку.