Война, торговля и пиратство… - Игорь Леонидович Гринчевский

в виду гавань Балаклавы. Плиний Старший в «Естественной истории» среди окрестных городов Херсонеса называет гавань Сюмбол (Symbolum portus). Такое название, видимо, следует переводить как Сигнальная бухта.

[6] Вавилонская стадия, используемая в данном случае, равна ~ 194 метрам.

[7] Гастрафет (букв. «стреляющий при помощи живота») — ручной арбалет, использовавшимся древними греками. В отличие от более поздних римских и средневековых арбалетов, взвод оружия осуществлялся не непосредственным натягиванием тетивы, а нажатием животом на ползунковый механизм.

[8] Термин «механика» впервые был введен великим древнегреческим философом Аристотелем, так что к указанному моменту уже известен знатокам, хотя и не очень широко распространён. Происходит от греческого слова «механэ» — «ухищрение, машина, приспособление».

[9] Баллиста (от др. — греч. «бросать»), — античная двухплечевая машинаторсионного действия для метания крупных дротиков и, реже, камней.

[10] Напоминаем: в романе «Профессия — превращатели» упоминалось, что Руса Еркат уже достаточно давно запустил в продажу привычные нам серные спички.

[11] «Морем белого золота» с древних времён иногда называли залив Кара-Богаз-Гол. Из-за особенностей физико-химических процессов вода в этом заливе по солёности лишь немногим уступает водам Мёртвого моря (~31 %).

[12] Тур — первобытный дикий бык, один из предков современного крупного рогатого скота. Ныне вымер, но, вопреки распространенному мнению, во времена Македонского ещё был вполне распространён. Последняя особь тура погибла в 1627 году недалеко от варшавы.

Глава 3

«День рожденья — грустный праздник!»

Вопреки ожиданиям, новый корабль для Савлака Мгели получил имя, не имеющее «волчьих» мотивов. Его пентеконтера романтично именовалась «Звездой Таврии».

— Эллины считают тавров единым народом, но это не совсем верно[1], — задумчиво произнёс Волк, потягивая неразбавленное винцо. — В Сигнальной бухте живут три разных рода, и их наречия достаточно сильно отличаются. Мне кажется, дольше всех там живёт род Медведей. Потом появились Быки, а самыми последними — Дельфины.

— Всё это очень интересно, — проворчал Йохан. — Но не кажется ли тебе, что у нас сейчас есть более животрепещущие темы для обсуждения.

— Напротив, я убеждён, что сейчас нет ничего важнее. Дело в том, что рода эти невелики, и в погоню за вами отправились почти все боеспособные мужчины Дельфинов и Медведей.

— Вот Всевышний их и наказал! — злорадно заметил Длинный[2]. — Раз ты чтишь дельфинов, нечего нападать на корабль с его именем.

— Может быть, ты и прав, — согласился Боцман. — Вождём этого племени был тот крикун, который со мной спорил. Он жизнью заплатил за свою ошибку. А вот за что досталось Медведям?

— А за компанию! — хохотнул Савлак. Дождался, пока окружающие отсмеются этой немудрёной шутке, и продолжил: — Важно другое. Племена эти издавна не особо дружили между собой. И теперь лишь одно из них сохранило свои силы.

Тут он прервался, глянул на связанного предводителя Медведей, усаженного неподалёку от них.

— Как думаешь, вождь, что ждёт ваших женщин и детей? И, кстати, как к тебе обращаться? Имя у тебя есть?

— Для чужаков у вождя только одно имя — Медведь. Так и зови. А насчёт будущего… Ты же не с целью поиздеваться спросил, верно? Командир, расставивший нам ловушку, слишком умён, чтобы спрашивать об очевидном.

— Хорошо, спрошу про другое. Сейчас впереди идут три ваши миопарона. Лодки волочатся за ними на буксире, скорость мала, издалека ясно, что команды на вёслах неполные. Рядом еле ковыляет наш «Дельфин». К тому же к берегу они вернутся не через три-четыре часа, как ожидалось, а почти через восемь. Что подумают наблюдатели на берегу?

Пленный задумался, а потом криво усмехнулся.

— А ты хитёр, Волчара! Все решат, что погоня была неожиданно долгой, а бой — тяжелым. Оттого и сняли людей из лодок, а часть вёсел пустует. Но никто не встревожится. Это — море, в нём бывает всякое.

— Согласен. А если они увидят, что ваши корабли преследует моя «Звезда»?

— Прикинут скорости, — недолго думая, ответил вождь. — Если решат, что ты догонишь слишком рано, побегут к Быкам. Дескать, выручайте, а то совсем без добычи останемся.

— И что решит главный Бык?

— Да нет у них главного! Прежний вождь помер недавно, а нового Совет Старейшин выбирает. Три кандидата, а «мышиная ладья» у них всего одна. Вот и остались дома. Только самые жадные до боя к нам на лодках присоединились. Нет, не знаю я, что они сделают… Может, жребий кинут, а может, что и дома останутся.

— Ну, вот и поглядим! — выдал свою фирменную ухмылку Волк. — Нам никакая добыча лишней не будет. Ты знаешь, во сколько нам эта красавица обошлась? Ливанский кедр, корпус покрашен свинцовым суриком, чтобы днище не обрастало, лучшая парусина… И куча лака ушла на защиту деревянных деталей.

При этом Волк умолчал, что часть лака они припрятали и использовали для снаряжения зажигательных снарядов. Он понятия не имел, из чего Руса делает эту густую и весьма горючую массу, да и услышь он слова «спирт», «ацетон» и «нитроцеллюлоза» — всё равно не понял бы. Но именно благодари им, Механику удалось выиграть критические десятки минут. Попытки тавров уйти были обречены на провал. Как и говорил Кесеф, с попутным ветром даже «желторотики» догнали пиратов, пытавшихся убежать.

— Не волнуйся, вождь, мы помним правила. На пиратов грекам и прочим гостям Херсонеса охотиться можно. Но за нападения на селения тавров будут мстить все племена. Мы не тронем вашей бухты. Больше скажу — мы готовы отпустить ваших мужчин за выкуп. Прежние-то налёты у вас были удачными, верно? А значит, и серебро где-то припрятано. Вот и договоримся. Но ваши корабли, уж не обессудь, мы продадим в другом месте. Херсонесу не нужны под боком пираты, которые охотятся на его гостей.

— А если пираты будут охотиться где-то подальше? — уточнил Медведь, будто расслышав какой-то намёк.

— На таких гражданам Белого Города наплевать! — довольно улыбнулся Мгели. — Хоть прямо в их гавани останавливайся и добычей торгуй!

И подмигнул коллеге, оказавшемуся менее удачливым.

* * *

Никогда раньше не понимал людей, не считающих дни рождения праздником. Мне кажется, что это — верный признак того, что в своей прежней жизни я был счастлив. В этой — моё пятнадцатилетие тоже отмечали весело и с размахом, это был настоящий триумф, не только мой, но и всего рода Еркатов — и Речных, и даже Долинных.

Нет, сейчас праздновали ещё шире, вот только… Ребята, ну пожалели б вы меня, а? Рана подживает, рубец зудит, ходить трудно… И сам я в этом турне выложился по полной. Один только торг с Рыжим занял три дня и вымотал мне всю душу.