Русская Америка. Голливуд - Михаил Дорохов

должен был пойти немой фильм. Он имел угольную дуговую лампу, что проецировала чёрно-белую картинку.

Справа — более громоздкая конструкция. К проектору был через систему шестерёнок и валов присоединён сам «Витафон» — огромный, похожий на сундук аппарат с отдельным электродвигателем. От него тянулся толстый кабель к тяжёлому дисковому проигрывателю, стоявшему на отдельном столике. На нём лежала шестнадцатидюймовая шеллаковая пластинка — та самая, на которую был записан голос Ирен Рич.

От проигрывателя уходили провода в стену. Обегая зал, они прятались за экраном, где находилась специальная труба-рупор, усиленная огромным металлическим раструбом, направленным в зрительный зал. Вся эта система и была хрупким, ненадёжным «оркестром», который должен был дать зрителям услышать то, что было записано на шеллаке.

— Всё готово, мистер Бережной, — произнёс старший механик, вытирая руки об замасленную тряпку. Его лицо было серьёзным, он понимал всю ответственность момента.

— Хорошо, Том. Как последняя проверка?

— Только что закончили. Все прогнали. Запускаем двигатель «Витафона», даём диску набрать стабильные семьдесят восемь оборотов. Потом по моему сигналу, Билл запускает плёнку с изображением. Ровно на стартовой отметке.

— Не пропустите этот момент. Малейшая задержка… и губы на экране будут двигаться в тишине, а голос зазвучит позже. Или наоборот.

— Понимаю, мистер Бережной, мы сделаем всё, что в наших силах.

Я кивнул. Не зря же они столько дней тренировались. И сказал Тому:

— Проверишь ночью все остальные команды механиков. Я дам тебе машину, чтобы везде успеть. Оплата за ночную смену будет по тройной ставке.

— Благодарю, мистер Бережной.

Теперь от меня ничего не зависело. Все недели съёмок и монтажа, все сражения с щелчками и шумами на диске — всё сводилось к этим нескольким минутам и к мастерству двух механиков в замасленных спецовках.

— Не подведите, парни, — твёрдо произнёс я и вышел обратно в зал, чтобы занять своё место в последнем ряду, в глубокой тени.

Хотелось прочувствовать все получше и увидеть реакцию зала.

Люди начали быстро заполнять помещение. Вскоре не осталось ни одного свободного кресла.

Свет в зале начал медленно гаснуть. Возбуждённый гул сменился напряжённой тишиной, которую лишь слегка нарушали сдержанный кашель и шорох платьев. Я впился пальцами в подлокотники кресла.

На экране замигал обычный немой ролик — реклама нового автомобиля «Паккард». Публика восприняла его равнодушно. Потом экран погас. Эти мгновения абсолютной тишины показались мне вечностью.

И вот, в кромешной тьме, из-за экрана раздалось лёгкое потрескивание, затем — ровный, негромкий гул набирающего обороты электромотора и шипение иглы, опускающейся на диск. Публика затихла, затаив дыхание. Этот чужой, механический звук она раньше в кино не слышала.

На экране вспыхнуло изображение. Ирен Рич. Она стояла у макета окна и улыбалась. И в тот же миг, абсолютно синхронно с движением её губ, из рупора полился её голос, чистый, ясный и, на удивление, даже живой, несмотря на свою механическую «оправу».

— Приветствую, Лос-Анджелес…

В зале пронёсся единый, сдавленный вздох изумления. Люди замерли, не веря своим ушам и глазам. Кто-то инстинктивно обернулся, ища скрытый граммофон, но видел лишь тёмный зал. Звук шёл прямо от говорящей картинки

Том не подвёл. Часть магии звука крылась именно в этой синхронности.

Ирен продолжала говорить о программе мэра, о будущем города. Её голос, живой и настоящий, захватывал дух. Люди теперь не просто смотрели немую актрису с титрами. Они слышали каждую интонацию, каждый оттенок, даже лёгкую хрипотцу в низких нотах. Она обращалась к ним всем и, казалось, к каждому лично.

А потом настал финальный аккорд. Прозвучала фраза «…и вместе мы построим город нашей мечты!», и камера перевела фокус на нарисованный город.

Свет зажёгся.

На одну секунду воцарилась абсолютная, оглушительная тишина. Казалось, люди переводили дух. А потом зал взорвался.

Это были не просто аплодисменты, а поистине ураган. Люди вскакивали с мест, кричали «Браво!», «Ещё!», свистели и хлопали. Скептики, что сидели с каменными лицами, теперь аплодировали наравне со всеми. Весь зал был един в своём восторге.

Я сидел и улыбался, чувствуя, как мурашки бегут по моему телу. В этот момент я творил историю. Переписывал её ход.

Ко мне подскочил Сэм Уорнер, его лицо сияло, он схватил меня и затряс мою руку, что-то говоря, но я не мог разобрать слов из-за оглушительного рёва толпы. Я видел, как Джек и Гарри улыбались, а их деловая сдержанность испарилась без следа. В ложе люди в строгих костюмах оживлённо беседовали, жестикулируя вместе с Уорнерами в мою сторону.

Через пять минут, когда восторги немного поутихли, свет снова погас. На экране появились титры немого фильма — вестерна с Уильямом Хартом. На рояле заиграл тапёр. Часто к дорогим немым фильмам в это время полагалась музыка в зале.

Но магия уже была разрушена. Публика смотрела на мелькающие беззвучные кадры со снисходительной улыбкой, перешёптываясь и покачивая головами. Они уже попробовали плод с нового древа.

Честно говоря, я на какой-то момент почувствовал себя искусителем.

В фойе после показа вестерна мимо меня проносились восторженные зрители, а я ловил обрывки фраз: «…слышали? Прямо как живая!», «…это меняет всё!». Джек Уорнер рассыпа́лся в любезностях и пожимал руку какого-то важного господина из мэрии, а Сэм, заметив меня, показал большой палец, его лицо светилось.

— Мистер Бережной! — уверенный баритон окликнул меня, — Поздравляю. Впечатляет.

Я обернулся. Ко мне приближался Гарри Чендлер, медиамагнат.

— Спасибо, мистер Чендлер, — мой голос не дрогнул, и я пожал руку бизнесмена, — И благодарю вас за поддержку в газетах.

— Собственно, я хотел воспользоваться моментом и предложить вам кое-что более серьёзное, чем просто поздравления.

Он сделал паузу, давая мне прочувствовать всю важность разговора.

— У меня нет сомнений, что ваша идея «пойдёт» и дальше. На такие дела у меня есть чуйка, — усмехнулся Гарри.

Неудивительно… Чендлер действительно был профессионалом. Без этого он бы не пробился в «Таймс» к вершине и не стал бы её владельцем.

— У меня к вам предложение поработать над тремя рекламами, что заказали моей газете. Все они о крупных калифорнийских компаниях. Владельцы этих фирм — мои добрые старые знакомые. Я готов выступить посредником и гарантом и предложить вам контракт на создание роликов. Уверен, они согласятся на моё предложение — попробовать новый вид продвижения своей продукции. Тем более, с одним из них я только что сидел в зале, и он был в восторге от увиденного. Думаю, мы можем говорить о весьма щедром гонораре.

Это был тот самый финансовый кислород, в котором так отчаянно нуждалась моя студия. Стабильность. Признание. Возможность развиваться. Но вместе с волной радости внутри накатила и тревога. Стать