Граф - Роман Валерьевич Злотников

солдат — к мещанам либо крестьянам… Так что с позиции человека, этот опыт имеющего, всё пока выглядело весьма «травоядно». Но тенденция настораживала.

Не меньшие дискуссии велись и по поводу освобождения крестьян. Кто-то заявлял, что освобождать надо, но не так быстро. Кто-то — что наоборот, надобно делать всё сразу и немедленно. Царский указом. А кто не согласен — того в железа и в Петропавловку! Иные кричали, что каждой крестьянской семье требуется выделить по десять или, даже, двадцать десятин земли… многие даже приводили выкладки с цифрами потребления, урожайности, средней численности крестьянской семьи, но при этом никто не говорил откуда эту землю в таких количествах взять. Ну в тех местах, где живут крестьяне в настоящий момент. «Государство должно предоставить» — и всё! Другие кричали, что земля — это мало. Надобно дать много всякого другого — лошадей, у кого нет, коров, овец, инвентарь, семена, кредиты и льготы, освобождение от налогов, права и свободы…

Перечень того, что непременно надобно вот прямо сейчас, немедленно и неотложно предоставить крестьянам был настолько велик, что весь его Данька просто не помнил… Но главная проблема была, даже, в не в них. Этой самой «протоинтеллигенции» пока ещё было достаточно мало. Вероятно, побольше, нежели в это время в той, другой истории, потому что бывшему майору очень хотелось верить в то, что к настоящему моменту им с Николаем удалось существенно, не менее чем в полтора, а то и в два раза против того, что было в эти года в том варианте Российской империи, что существовал в его истории, увеличить в стране число образованных людей. Вследствие этого и число этих самых «интеллигентов» в ней так же возросло. Потому что интеллигенция — это всегда часть образованного слоя населения… Главная проблема была в том, что всё что они вещали, сыпалось в растерянные головы крестьян. И оседало там в виде «а вот должны и всё»! Что почти неизменно приводило к проблемам. Реальным. И серьёзным. С убийствами. С поджогами усадеб. С разрушением поместий, многие из которых являлись современными многопрофильными хозяйствами, взращенными десятилетиями неустанной заботы членов Московского общества сельского хозяйства и являющимися настоящими центрами распространения в России самых современных сельскохозяйственных технологий. А их под топор и в пепел. Потому что «должны предоставить»! А ежели нет — то вот вам красного петуха.

Так что приходилось привлекать армию, брать в железа, отправлять в Сибирь, но ситуацию это системно не меняло. Вал бунтов и поджогов по стране только рос. Так что Николай, даже, в какой-то момент, решил пойти по пути Столыпина и ввёл военно-полевые суды, чего до сего момента в истории России никогда не случалось… И весь имидж Российской империи как передовой и прогрессивной страны тут же вылетел в трубу, а европейские газеты оказались переполнены, статьями, фельетонами и памфлетами на тему того, как император Николай безжалостно гнобит и убивает собственный народ… Особенно старались французы. Как будто они во времена своей революции, не творили не то что подобное, а куда большее! Причём, не только с аристократами, но и с теми же крестьянами. Достаточно вспомнить как р-р-р-революционное правительство расправилось с мятежом в Вандее[4]…

Более того, из-за массовых крестьянских бунтов в стране упало производство хлеба. Отчего цены на него взлетели, а в некоторых губерниях начался голод… И Канкрин, отношения с которым, ранее весьма ровные, за последний год сильно испортились, вчера на заседании Госсовета объявил его главным виновником этого. Мол, конституционные бредни нашего Министра путей сообщения, которому Государь, испытывающий к нему необоснованное доверие, являющееся следствием их давней, тянущейся с нежных, детских времён дружбы, предоставил слишком уж большие полномочия, привели к тому, что государство охватили бунты, приведшие к голоду. А Васильчиков его поддержал. И предложил всем членам Государственного совета единым духом обратиться к Государю и просить его спасти страну…

Короче, итог его скоро уже почти трёхлетней деятельности можно было оценить как катастрофический. Перед собой Данька мог быть откровенным — он просрал всё что можно было просрать и, похоже, даже ещё и то, что просрать было нельзя. Потому что, судя по тому валу жалоб, предложений и иной информации, которая буквально погребла его под собой, сейчас ситуация в стране была настолько взвинченной, что закрадывалась мысль, что лучше было бы не начинать никаких реформ…

Даниил вздохнул и, поднявшись на ноги, подошёл к окну, уставившись на Фонтанку. Постоял. Вернулся к столу. Достал лист бумаги из пачки. Лист был желтоватый. И с мелкими щепочками в теле листа. Очень похожий на тот, что что производился в Советском союзе и продавался в пачках со скромными надписями: «Бумага для пишущих машин» и «Бумага для записей»… Здесь производить такую начали около пяти лет назад, но в широкое распространение она пошла только около года как. Потому что первые партии напрямую шли на учебники для церковно-приходских и начальных школ… Ибо бумага из древесной целлюлозы была в разы дешевле обычной, изготавливаемой из тряпья. И это ещё не учитывая того, что с тряпьём в России всегда были большие проблемы. Потому что одёжку здесь, как правило, занашивали до крайности… то есть не просто до дыр, а до того, что эти самые дыры начинали занимать большую часть армяка, рубахи или портов. И держалась одёжка только на слое грязи, покрывавшем ткань… Так что с сырьём для производства бумаги в России был постоянный дефицит. Поэтому стоила она даже дороже, чем на Западе. И снабжение начальных школ учебниками и писчими принадлежностями обходилось в немалую копеечку.

Но щедрое финансирование от Евы Авроры, смутные рассказы Даньки и упорная работа Клауса со своими сотрудниками и учениками пять дет назад привели к тому, что появилась вот эта бумага из древесной массы. Это стоило немалых денег и годы экспериментов, но когда знаешь, что должно получится в конце концов — результат становится достижим несколько быстрее нежели когда ты движешься наобум… Так что образование, да и Российская империя в целом наконец-то получили в своё распоряжения много дешёвой бумаги. А число учебников в школах начало потихоньку расти.

Да, пока что они не могли обеспечить вполне привычную в будущем норму — по учебнику каждого предмета на ученика, но к настоящему моменту удалось добиться того, что теперь на класс приходилось уже не по одному учебнику, как это было, когда процесс только начался, а, как минимум, по четыре, а то и по пять…

Бывший майор поправил лист, обмакнул перо в чернильницу — привычную ему «непроливайку», которая