Телохранитель Генсека. Том 4 - Петр Алмазный

получило ощущение восстановленной справедливости. Вишенкой на торте стал пропиаренный всеми местными СМИ символический жест — союзное финансирование строительства национального культурного центра и программа реставрации старого города. Таким образом мы показали, что Москва «не давит, а инвестирует».

В итоге у меня все получилось идеально. С точки зрения советских реалий семидесятых, можно сказать, что проблему я решил «нетрадиционно», но главное, что эффективно. Официальная формулировка звучала как: «мнение трудящихся учтено, конфликт исчерпан». Некоторым могло показаться, что протест рассосался сам собой, но только я и немногие товарищи знали, каких усилий и какой работы нам это стоило.

Сразу по прилету в Москву отправился в Кремль. Отчитывался перед Леонидом Ильичом в его кабинете.

Уже стал привычным состав таких вот «кризисных» посиделок: Цвигун, Удилов, Цинев, Рябенко и я. Но в этот раз присутствовал еще и маршал Устинов. Дмитрий Федорович был в форме, с большими маршальскими звездами на погонах.

— Владимир Тимофеевич, мы вас слушаем, — обратился ко мне Леонид Ильич. — Доложите подробно, не упуская ни одной детали.

— До моего прилета расстановка сил в Тбилиси была следующей. Во-первых, студенты провели демонстрацию. Прошли по проспекту Руставели до здания Верховного Совета Грузии и вручили обращение для рассмотрения на сессии Верховного Совета. Сессия заседала первый день и не было никаких причин для того, чтобы отказать в рассмотрении обращения. Однако им отказали, причем по формальным причинам — запятые не так стоят, формат петиции не тот, подписи неразборчиво и без расшифровок. Что, естественно, вызвало волну возмущения грузинской молодежи. Но, несмотря на возмущение, держали себя удивительно спокойно, причин для задержаний и тем более применения спецсредств не было. Однако войска Закавказского военного округа были приведены в боевую готовность. Здание штаба Закавказского округа окружили бронетранспортеры. Офицеры переведены на казарменное положение, запрещены все увольнения.

— Это правильно, — Устинов кивнул, — Мне Мельников докладывал о ситуации в Тбилиси каждый час. О принятых мерах тоже. Я его поддержал.

— Да, все клонилось к тому, чтобы протест затух, тем более, что инициативная группа протестующих подготовила обращение, исправив замечания канцелярии Верховного Совета Грузии. Если в огонь не подкидывать дров, он гаснет сам собой. Так и с протестами. Но в это время по личному распоряжению Шеварднадзе освободили из СИЗО Мераба Коставу и Звиада Гамсахурдию. Они тут же развернули бурную деятельность. На заседании инициативной группы эти двое разнесли в пух и прах организаторов протеста, сказали, что те уронили честь грузинской нации, что пошли на поводу у ничтожных бюрократов, действующих по указке из Москвы. Тут же выдвинули предложение подготовить новое обращение, прорваться в зал заседаний Верховного совета и зачитать требования о статусе грузинского языка прямо с трибуны.

— Я всегда говорил, что Шеварднадзе фигу в кармане держит, — заметил Цинев.

— Думаю, что фига — это слишком просто, если говорить о Шеварднадзе. Вы же знаете, как его называют в Грузии? Белый лис… Заметьте, не орел, не волк, а лис… — возразил Циневу Цвигун.

— Такой была ситуация к нашему прилету, — продолжил я доклад, когда эти двое закончили перебрасываться репликами. — Следующим утром Тбилиси напоминал горный поток. Даже я не ожидал такого развития событий. Толпы на улицах, но пока без агрессии. И основной причиной таких масштабных волнений был слух о том, что грузинский язык запретят вообще. Использование грузинского языка перейдет на бытовой уровень, все остальное — на русском. Я тут же приставил по два оперативника к Гамсахурдии и Коставе. Не впрямую, но приказал защищать их даже ценой собственной жизни. Чтобы ни один волос не упал с их голов. Еще несколько членов команды вместе с сотрудниками грузинского КГБ обследовали все чердаки, все крыши. Вместе с участковыми провели поквартирный обход по всему проспекту Руставели.

— Это гигантская работа, — заметил Удилов.

— Она того стоила, Вадим Николаевич, — ответил я. — Обнаружены и обезврежены шесть подготовленных снайперских позиций. Задержаны трое подготовленных снайперов. С ними сейчас работают наши грузинские коллеги.

— А где же все это время находился Шеварднадзе? — нахмурившись, спросил Брежнев.

Глава 23

— Когда толпа подошла к зданию Верховного Совета Грузии, Шеварднадзе уже был на государственной даче, под усиленной охраной, — ответил я Леониду Ильичу. — Мне стоило большого труда вытащить его оттуда.

— Хорошо, продолжайте…

— Здесь хочу сделать небольшое отступление. В день приезда, отдав распоряжения оперативникам, я встретился с председателем КГБ Грузии. Алексей Николаевич Инаури отдал мне докладную записку со всеми материалами по Шеварднадзе и вообще коррупции в республике. Мы очень долго беседовали и Алексей Николаевич сообщил, что несколько раз отправлял документы в КГБ СССР с просьбой принять меры, но их так и не последовало…

Услышав эти слова, Цвигун удивился так, что его густые брови взлетели вверх.

— Но, как я вижу по вашей реакции, Семен Кузьмич, вы об этом слышите первый раз?

— Да как так, вообще не понимаю… Алексей Николаевич — это такой рубака… вояка… Он же кавалерист, ну и добрейшей души человек. Сколько раз с ним лично встречался, почему же он мне ничего не сказал? — ошарашенно произнес Цвигун.

— Я о том же спросил. А он сказал, что не хотел распространять сплетни и слухи за спиной у человека, занимающего высший пост в республике. Решился сообщить только когда были собраны подтверждающие документы. Но известные нам всем события, связанные со смертью Андропова и Щелокова, снова заставили его повременить. Он так мне сказал: «Я ведь подавал докладные записки, все правильно подавал. Но, как назло, что-то случалось на всесоюзном уровне. Просто какой-то злой рок». То есть ход делу не давали наверху, а на местном уровне он боролся, как мог. Пресекал самые вопиющие случаи, доводил дела до суда. Но что толку? Либо суд оправдывал обвиняемого за недостатком улик, либо человек, которому давали, к примеру, пять лет, через год выходил из тюрьмы по амнистии. Инаури сказал: «Встречаешь такого, а он смеется мне в лицо. А я старый человек, войну прошел, я врагов уничтожать привык. Что ж мне, стрелять его на месте? Да, у меня есть горячие ребята, которым не нравится весь этот бардак. Они мне говорили, Алексей Николаевич, давайте уберем такого-то или такого-то. Но разве так можно? Да и толку-то? Одного уберешь, а на его место десять новых встанут».

Я помнил судьбу председателя грузинского КГБ в своей прошлой реальности. В отличие от многих грузинских чиновников,