Ревизор: возвращение в СССР 21 - Серж Винтеркей

хотел только, чтоб нас оставили в покое… А он меня послал. Прямым текстом… Марат, я похож на человека, который утрётся и уйдёт в такой ситуации?

— Не, никак. И ни один нормальный мужик не утёрся бы, — поддержал меня Марат и Загит, уже глядя мне в глаза, кивнул, начиная понимать, что эта история приобретает совершенно неожиданный для него поворот.

— Поймите меня правильно, я должен был заставить эту семейку отцепиться от нас. Иначе не видать бы нам с женой детей, она, просто, не выносила бы их в такой нервной обстановке. Пришлось обратиться к нашим с Галиёй друзьям и попросить устроить мне рейд «Комсомольского прожектора» в таксопарке. Вы же знаете, что я член «Комсомольского прожектора» и чем он занимается?

— Ну, я слышал, что комсомольцы из него ходят по предприятиям, — неуверенно ответил Марат, — а вот конкретно чем они там занимаются, не смогу сказать.

— Ну, многие не знают, — кивнул я. — А «Комсомольский прожектор» существует для выявления нарушений и, при необходимости, если нарушения серьёзные, мы передаем материалы в соответствующие органы, в милицию, например. А та уже по этому поводу может уголовные дела возбуждать, если информация от комсомольцев подтверждается. Короче, в этом таксопарке за несколько часов я нашёл грубых нарушений советских законов просто воз и маленькую тележку. Директору и замдиректора, нашему Епихину, грозили реальные сроки лет на восемь, а то и на десять каждому. У них там рыло в пуху у обоих будь здоров, поверьте мне. Вот кто бандит и уголовник, а не я. Там сплошная уголовщина.

— Ну, это да, наши в общаге про такси много чего рассказывали, — усмехнувшись, подтвердил Марат, — и продажа водки пассажирам это самое невинное.

— Я не удивлён, — впервые после долгого молчания заговорил Загит. — Они, и правда, очень хорошо живут.

— Когда Епихин увидел меня во главе «Прожектора», он сразу всё понял и в тот же вечер к нам на Щербаковскую пришёл. Ему одного взгляда на меня хватило в таксопарке, чтобы понять причину этой проверки. Он неглупый мужик, плохо, что только силу понимает. Привёз мне деньги, эти цацки бабские… Зачем он их с жены снял? Похоже, что в наказание за то, что нас донимала с Галией с этим абортом… Сказал, что золото нашему будущему ребенку в качестве извинения. Цацки все эти у Галии сейчас лежат. Прямо очень просил их взять. А деньги я в деревню отдал. Старики ремонт летом на них сделали, там сейчас все удобства в доме, вода горячая. Единственный дом на всю деревню такой. Так что, деньги на благое дело пошли… Епихин умолял не сажать его, не передавать результаты рейда никуда. А я ж и не собирался никого сажать, родня всё-таки, хоть и немного безумная. Мне всего-то надо было, чтоб они от нас отцепились и дали Галие родить спокойно.

— Значит, мог бы и не брать у него денег и всего остального, — заметил Загит. — И не было бы сейчас никаких разговоров.

— Вот, как раз, и не мог, — возразил я ему. — В такой ситуации деньги, наоборот, обязательно надо брать. Муж Марии преступник, организовавший множество преступных схем на своём предприятии. Там, возможно, если глубоко капнуть, не на срок, а на расстрел наберётся. Он очень сильно рискует, оставив меня за своей спиной с такой информацией. То, что я взял деньги, говорит ему о том, что я согласен молчать и никто за ним не придёт. Понимаете? А если бы я отказался, он бы мог себе вообразить что угодно, в том числе и то, что я, всё же, намерен сдать его милиции. Тут уже не только для меня, а для моей беременной жены могли возникнуть серьезные риски.

— Согласен, — кивнул Марат.

— И потом, — продолжил я, — он уважает только силу. Он напортачил, нахамил мне, жена его вела себя вообще недопустимо, и я заставил его за это заплатить и тем самым заставил себя уважать. Бандиты живут как в волчьей стае — только раз слабину дашь, и все, загрызут. Уважают только сильного, того, кто их прижать может. Так что по его понятиям, всё у нас вышло абсолютно правильно и справедливо. Я же и не просил никаких денег или цацок — он сам с ними прибежал. Ну, а результат вы видите сами: Галия спокойно ходила всю оставшуюся беременность, родила двух замечательных сорванцов, и мы все счастливы.

— То есть, никаких бандитов нет? — подвёл итог Марат.

— Ну, как это нет? — возразил ему я. — Муж Марии и его директор самые настоящие бандиты. Но это уже ваша родня, появившаяся до меня. Я ко всему этому никакого отношения не имею.

— Вот я, старый дурак, уши развесил, — виновато взглянул на меня Загит. — Я перед тобой, Паша, очень сильно виноват. Уже должен был бы понять, что Оксана в последние годы как с цепи сорвалась и веры ее словам никакой… Прости меня, пожалуйста. И за то, что не уследил за своей женой, когда она такие вещи творила в адрес Галии. Аборт ей… сестру натравила… ужас-то какой.

— Да бросьте, Загит Джиганович, — махнул рукой я.

Его-то в чём вина? Что не понимает, как жена его умеет всякую чепуху на ровном месте сочинить? Что, он виноват, что ли, что прямой и честный человек без особой фантазии, и не может сразу поэтому понять, когда измышления жены отрываются от твердой земной поверхности, уходя в стратосферу?

— Нет, нет, — начал возражать он.

— Да ладно тебе, пап. Я сам было поверил, когда слушал, — признался Марат. — Умеет мама убедить… Только ближе к Москве это наваждение и начало потихоньку спадать. Да уж…

— Нет, нет… Я, вот, при сыне, Паш, обещаю, больше никогда в тебе не сомневаться. Я даже представить себе не мог, что эти две сестрицы могут придумать такое.

— Ещё не такое бывает, — сочувственно взглянул я на него. — А причём тут вторая сестрица?

— Да мать к ней съездила и вернулась, вот, вчера с этими фантазиями… Что ты бандит и водишься с бандитами. А, и еще этот, валютчик! Единственное, что меня сейчас беспокоит, — задумчиво проговорил Марат. — Что она там про милицию говорила, когда мы уже собирались обратно?

— Что если бы не боялась, что у