Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

Если драки не избежать, надо бить первым.

Я ударил его не плазмоидом, а своим силовым полем, пытаясь достать его тонкое эфирное тело. Ударил, словно кнутом. Ударил так, как бил тогда, в коридоре офиса «Экспополиса». Ударил так, что Коля отлетел к стене.

— Жертву, так жертву, — сказал я сам себе перед ударом. — Я принесу тебя в жертву, но не тому, кому ты думаешь, а самому себе.

Я сказал так, потому что не верил ни в бога, ни в дьявола.

— Вот так, да⁈ — удивился Коля даже как-то обиженно и махнул в мою сторону рукой, из которой вылетело несколько искрящихся бело-голубым светом «электросварки» шариков. Однако они, подлетев к моей, поставленной перед ними ладони, все исчезли.

Пеньков махнул рукой ещё раз и ещё. Но всё с тем же результатом. Шарики летели в меня как из пулемёта, но растворялись при соприкосновении с моей ладонью. Без шума и пыли, только с лёгким потрескиванием.

В то же время я хлестал его своим «кнутом», как «сивку бурку», пытаясь выбить из него «всю дурь». Со всей «любовью» бил! От души, как говорится! От каждого удара Пенькова корёжило. К моему удивлению удар по нейронам, то есть по нервам, имел не просто болевой эффект, а эффект сверхболезненный. Через какое-то время у Коли энергия кончилась, а боль от моих ударов не прекращалась.

— Хватит! Хватит! — наконец-то взмолился он забившись в угол.

Ещё два раза ударив кнутом, я удивился тому, что активно дышу. Словно во время силовой нагрузки. А ещё я заметил, что во мне клокотали, соединившись, две силы: электрическая, пришедшая от плазмоидов, и биоэнергетическая, вливающаяся в меня таким потоком, что позавидовал бы Ниагарский водопад.

Коля сидел скрючившись, но мне не было его жалко. Моя левая рука, кроме того, что вбирала в себя плазмоидов, держала Пенькова, прижимая его силовым полем. Продолжала она его держать и сейчас.

— Отпусти, раздавишь, — наконец взмолился он.

— Не-е-е, — сказал я и несколько раз выдохнул, вытолкнув воздух диафрагмой. — Пока я не оторву тебе голову, я не успокоюсь. Ты же предлагал себя в жертву, вот и терпи.

Я так надавил на его нейронную оболочку, что она в конце концов лопнула, пропустив меня к эфирному телу, которое тоже лопнуло, как радужный мыльный пузырь, а там! Мама дорогая! Его астральное тело кипело и бурлило сине-лиловыми всполохами, словно северное сияние, а торсионные жгуты были не расслаблены, как у меня, когда я по ним перемещался из мира в мир, а напряжены, как торсионы на автомашине, выполняющие функцию рессор и пружин.

Видно было, что по ним шли потоки, но не силы, как у меня, а информации. Потоковый информационный обмен, мать его.

— Руби его! — крикнул я мысленно Флиберу и Флибер рубанул. Сине-фиолетовая аура вокруг Колиного тела стала медленно меркнуть и через минуту совсем погасла, а само тело обмякло и не сползло по стеночке, только потому, что находилось в углу. Его астральное тело погасло совсем. Я переключил свой взор на его эфирное тело и увидел, что и оно начало таять. Стала гаснуть и нейросеть.

— Млять! Что делать! Что делать! Что делать! — мне не хотелось, чтобы он умирал здесь.

— Давай вставим ему чужую матрицу, — сказал Флибер. — Я пока приторможу время, пока ты думаешь.

— А как это?

— Ну-у-у… Я же говорил. Мало ли кто умирает в данный момент.

— Но он же снова сойдёт с ума, когда воскреснет в чужом теле.

— Сойдёт, не сойдёт… Он и так в дурке. Посидит, оклемается. Всё лучше, чем умирать.

— И сколько ты так уже пересадил? — с подозрением спросил я.

— Не очень много. И только по указанию «твоего первого я».

— Не-е-е… Ну его на хрен! Умерла, так умерла. Запускай время.

Дверь распахнулась, я отступил в сторону, и к Пенькову метнулся санитар. На самом деле наша с Колей схватка промелькнула за пару секунд. Поэтому, наблюдающие за нами в дверное окошко, санитары во-первых, — всё видели, а во-вторых, — появились довольно быстро после того, как Коля разорвал ремни и метнулся от меня спиной к стенке, ударившись об неё головой. Я его руками не трогал. Зачем махал на него рукой? Да хрен его знает!

— Сердце остановилось, — сказал санитар, раскладывая Пенькова на полу и приступая к массажу сердца. — Покиньте палату, пожалуйста.

Уходя, я с трудом сдержал себя, чтобы сердце не запустить.

— Не-не-не… Умерла, так умерла, — снова успокоил я себя. — Я-то тут причём, если он и так был мёртвым? Он держался на чужом астрале!

— А что с другими, э-э-э, Колями? — спросил я Флибера.

— Все в таком же состоянии.

— О, как! — удивился я. — А челнок?

— Рванул, как ты говоришь, по бездорожью. И, я так и не понял, кто кого держал?

— Дела-а-а…

* * *

Кто-то, для кого время течёт не линейно, давно наблюдал за мирами, созданными Флибером и локализовал их в пространственно-временном коконе.

— А нельзя их оставить? — спросил я.

— Это физически невозможно.

— А можно, чтобы тохи не прилетали?

— Не возможно повлиять на будущее других миров.

— Ну, тогда, чтобы их не сбили?

— Нельзя. А зачем ты думаешь о них и за них?

— Ну… Мне их жалко.

— Да-а-а… В этом вы, люди отличаетесь от тех же тохов. Им никогда не придёт в голову мысль думать за другого и попытаться исправить ошибки других. Это их судьба. Тем более, что они ведь не умерли. Они впали в сон. Сон до тех пор, пока их не найдёшь ты и в тебя не вселится один из них. А потом и в других твоих коллег. Потом они будут жить в вашем мире и может быть этот симбиоз поможет человечеству. А может и не поможет. Кто знает?

— Так, значит, всё было зря?

— Для кого?

— Ну… Для этого мира…

— Разве ему от этого стало хуже? Мир существует и уже только это одно — хорошо. Помнишь? И он сказал, что это — хорошо.

— Помню. Тогда зачем это всё было нужно?

— Это же ты захотел? Тебе казалось, что тебе под силу изменить будущее. Оказалось, что можно, но только в своём мире, не создавая прокладок и не плодя