Воронцов. Перезагрузка - Ник Тарасов

— принеси, подай, подержи. Парень оказался на удивление сообразительным помощником, схватывал всё с полуслова.

Работа спорилась. Петька орудовал инструментами как виртуоз, а я следил за точностью размеров, периодически сверяясь с чертежом. К середине дня вторая дуга была готова, к вечеру — вся вторая половина колеса.

— Вот это да! — присвистнул Митяй, когда мы установили обе части рядом. — Прям как две капли воды одинаковые!

Что очень радовало — размеры сошлись идеально. Поставили половинки колеса рядышком друг с другом, отошли подальше посмотреть на результат.

— Ей-богу, как щит какой-то богатырский, — пробормотал Прохор, любуясь творением наших рук.

— Илья Муромец позавидовал бы, — хмыкнул я.

Я так подумал: да, когда всё это дело закрутится, завертится от речного потока, мужики, наверное, ахнут от изумления. В деревне такого точно не видывали.

— Завтра будем соединять половинки, — сказал Петька, собирая инструменты. — А послезавтра можно и лопасти крепить начинать.

— Дело движется, — согласился я. — Глядишь, через пару недель и запустим.

В Уваровку уже возвращались, когда закат начал красить небо яркими мазками, как какое-то дорогое полотно в музее. Краски переливались от золотистого до багряного, отражаясь в речной воде.

Машка на этот раз встречала меня на крыльце особенно нарядная — в новом сарафане с мелкими цветочками, с крынкой холодного кваса в руках. Я, вспоминая документальную хронику, как всё это выглядело в былые времена, с важным видом подошёл к ней.

Принял квас из её рук, испил, крякнув с наслаждением, как настоящий боярин после трудового дня.

— Ну, солнце, ты меня прям как царевича встречаешь, — сказал я, подмигнув.

Она хихикнула, зарделась, а я обнял её крепко, чмокнул в макушку. Пахла она полевыми травами и домашним хлебом.

— Пойдём, Петька, чертежи ещё раз глянем, — позвал я мастера. — Завтра сложный день будет.

Он кивнул, и мы зашли в избу. Над горевшей лучиной, мерцающей жёлтым светом, ещё раз тщательно рассмотрели чертежи. Я указывал пальцем на некие важные моменты и детали, на которые стоило обратить особое внимание при сборке.

— Вот тут, видишь, соединение должно быть особенно прочным, — объяснял я. — Здесь вся нагрузка будет концентрироваться.

Петька несколько раз задумчиво почесал затылок, вникая в технические тонкости.

— Понял, барин. Железными скобами усилим, — наконец сказал он. — Сделаем, не сомневайтесь.

С этими словами он и ушёл в свою половину дома, унося с собой один из чертежей для утреннего изучения.

Я так умаялся за день, что едва коснувшись подушки, почувствовал, как Машка осторожно пристраивается рядом, ложится головой на моё плечо. Просто вырубился моментально. Её тепло убаюкивало лучше любой колыбельной, а за окном тихо скрекотали сверчки, словно напевая песню о завтрашнем дне.

Утром, едва солнце поднялось над крышами, похватав каравай с квасом для перекуса, мы с Петькой набрали металлических пластин из сарая Игната — добрых полтора десятка железных полос разной толщины — и снова двинули толпой к Быстрянке. Митяй тащил на плече длинную пилу, Илья нёс топоры, а Петр с Прохором волокли верёвки и клинья.

У речки долго выбирали подходящее бревно для главного вала — дело это ответственное, от него вся мельница зависеть будет. Перемерили все стволы, что выбирали для этой цели, пока наконец нашли то, что нужно. Длинный, ровный как стрела, сантиметров сорок в диаметре, без единого сучка и червоточины. Пётр, оценив бревно, довольно хмыкнул:

— Вот это дерево! Лет сто росло, не меньше. Из такого и корабельные мачты делают.

Взял топор и принялся методично снимать кору широкими, размашистыми ударами. Стружка летела во все стороны, обнажая светлую, крепкую древесину. Потом ещё прошёлся рубанком, выравнивая поверхность до идеальной гладкости. Я же тем временем прикидывал, как лучше крепить металлические пластины — защиту от трещин и усиление конструкции.

Разложил вдоль бревна железные полосы, показывая Петру расположение и способ крепления:

— Смотри, вот так будем прибивать, через каждые полметра. Гвозди длинные бери, чтобы насквозь проходили. И главное — в случае трещины металл должен держать всё бревно в кольцо, понимаешь? Как обруч на бочке.

Пётр кивал, внимательно слушая объяснения, уже прикидывая в уме последовательность работ.

Как тут вдруг прибежал запыхавшийся парнишка из деревни — Ванька, сын Степана. Весь красный, пот с лица вытирает рукавом:

— Барин, барин! — кричит ещё издалека. — Там приказчик от боярина Андрея в Уваровке ждёт вас! Уже с час сидит, всё спрашивает, когда вернётесь!

Тьфу ты, сплюнул я на землю от досады. Ну точно, не может день спокойно пройти без всяких помех. Дал мужикам чёткие указания на продолжение работ:

— Пётр, продолжай подгонять доски по размеру, которые вчера отметил. Митяй с Ильей, если успеете, то смотайтесь ещё брёвен набрать из дубравы — а то мало выходит, еще нужны. Да и берёзовых не мешало бы ещё привезти, они полегче будут. Прохор, ты смотри, чтобы никто не бездельничал, — подколол я нашего ворчуна.

Сам же, отряхнув руки от древесной пыли, направился в деревню. Шёл быстрым шагом, мысленно прикидывая, что за дела могли привести сюда отцовского человека. Ничего хорошего, это точно.

У меня во дворе, под той самой раскидистой яблоней, на скамье сидел приказчик — тощий мужик средних лет в потёртом, но чистом кафтане. Из себя вид такой корчил, будто он тут не меньше губернатора, а то и самого царя представляет. Спина прямая, подбородок задран, только глаза при этом отводил — видать, самому неловко за поручение.

Поравнявшись с ним и поздоровавшись достаточно сухо, я уселся напротив. Он достаточно официально, словно указ зачитывал, начал свою речь:

— Егор Андреевич, батюшка ваш, боярин Андрей Петрович крайне недоволен вашими… хм… действиями. Говорит, мол, этот непутёвый сын людей из другой деревни к себе забирает, чем порядки нарушает. Староста из Липовки к нему приходил на днях, жаловался горько. Мол, лучших работников переманивают.

Приказчик помолчал, явно готовясь к самому неприятному:

— Так вот, батюшка ваш строго-настрого передаёт: ещё раз узнает про такие дела — выгонит к чертям собачьим, так и велел передать слово в слово, хоть и бабка ваша, молила его не лезть к вам с наставлениями. Вы уж простите меня, Егор Андреевич, но передал так, как ваш батюшка велел, не смею ничего от себя добавлять.

Я хмыкнул, скрестив руки на груди, и внимательно посмотрел на этого бедолагу. Видать, самому тошно было такие речи произносить, но служба — она служба.

— Значится так, —