Наследник из прошлого - Дмитрий Чайка

уже учитывали в своих раскладах. Родовитые князья, бояре, приказные дьяки, нобили, севшие на кресла двух исчезнувших из раскладов семей. Все они прикидывали, какое место я займу в многоэтажных интригах, которые плелись в этих стенах круглые сутки.

И да! Теперь я мог себе позволить не уметь танцевать. Теперь я мог позволить себе вообще все, как и подобает триумфатору. Только вот дядя-цезарь, противно зудевший над ухом, испортил мне весь вечер.

— Гордыня, дорогой племянник, — гудел он скорбно, работая вилкой с эффективностью горнопроходческого комбайна. Еда перед ним исчезала с совершенно пугающей скоростью. — Гордыня сейчас кружит тебе голову.

— Да, дядя, — послушно отвечал я. — Вот прямо чувствую, как кружит. Я помолюсь перед сном, и это пройдет.

— Это похвально, — с серьезным видом кивнул цезарь. — Тебе бы в Рим на богомолье с нами поехать. Ты много зла сотворил в своем походе, покаяться бы надо. Святой епископ спасет твою душу. Страшные вещи говорят люди. Сказывают, опять череп нечестивый с собой приволок и в кубок велел переделать.

— Я воин, — пожал я плечами. — Мне уже отпустили этот грех.

— Те, кто молится святой Ванде, еретики, — оскалился Святополк, понимая, кто мог мне эти грехи отпустить. — Их толкование священных текстов на грани костра! Я не потерплю этого, когда… О! Смотри, как славно танцует Всеволод!

А ведь ты, дядя, изрядно накидался, — растерянно подумал я, — раз говоришь такие вещи. Ересь, значит. Не любит Орден наш святоша. Хотя, ничего странного. Их толкование священных текстов весьма вольное порой.

Но вместо того, чтобы сказать то, что хотелось, я поддержал родственника.

— Ваш сын Всеволод танцует просто великолепно, царственный! Он настоящий образец для других знатных юношей!

Да, пышнотелый кузен ловко выделывает недоступные мне коленца, относясь к этому занятию с торжественной серьезностью. А цезарь лишь благосклонно кивал, глядя на своего отпрыска. Очень надеюсь, что я залез языком достаточно далеко, потому что этот осел меня уже изрядно утомил. Может быть, оставит уже в покое… Так и случилось. Через пару часов, сожрав и выпив все, что лежало в пределах досягаемости, цезарь величественно удалился, а я посадил рядом с собой Асфею, засыпав ее любезностями и комплиментами. Да, я поступил очень гадко, согласен. Но ведь какое удовольствие наблюдать за тем, как твой враг потеет, извивается и судорожно натягивает на лицо маску искренней радости. Это чувство не сравнится ни с чем. Помню, спросил ее тогда…

— А что насчет моего поручения, патрикия?

— Насчет батюшки вашего? — задумалась она, сморщив хорошенький носик. — Я, ваша светлость, и не узнала ничего. Это же ведь раньше неслыханно было, чтобы кто-то на такое святотатство мог решиться. Хотя… сегодня вот опять…

— То есть, вы совсем ничего не узнали? — уточнил я. — Ни намеков, ни зацепок?

— Ну почему же, — совершенно серьезно посмотрела она на меня. — Догадки есть, ваша светлость. Как и вы, я могу только предполагать, кто от смерти вашего батюшки выиграл.

— И кто же? — заинтересовался я не на шутку. Неужели будет мне ложный след подсовывать?

— Слухи ходили, — глядя мне прямо в глаза, сказал Асфея, — что именно вашего батюшку его царственность хотел цезарем сделать. В обход старших братьев. Есть старинный закон, еще времен Самослава Равноапостольного, который это позволяет. Дальше сами думайте… Тут я умолкаю, чтобы слуга, что позади стоит, «Слово и дело» не крикнул. Бабьи глупые догадки не стоят ничего.

Вот ведь сука! — восхитился я мысленно. — Перевела стрелки на покойного дядю Святослава. И заодно хочет меня с его вдовой стравить. Хитро…

— Понятно, — горестно вздохнул я. — Не помогли вы мне, превосходная. Печально… А догадки мне и впрямь ни к чему. Толку от них немного. Отведайте заливное из осетра, прекрасная патрикия. Оно просто бесподобно. И расскажите мне здешние сплетни, умоляю. Я был так далеко от столичной жизни…

Я не мог отпустить ее быстро, видел ведь, какие мучения доставляет ей мое общество. Ну а что? Должен же я хоть как-то отомстить человеку, который желает мне смерти. Я бы своими руками ей шею свернул, но не ко времени… Увы. Яромир категорически запретил. Где-то в его запутанных раскладах ей отводится немалая роль. Ну да ладно, пусть живет пока… Потом на рудники пристрою, придет ее время. Нет!!! Я отомщу ей еще более изощренно. Я выдам ее замуж… За кого бы? Да хоть бы и за того капитана с границы. Вот она у него погуляет… Как там его? Варнацкий? Асфея Варнацкая, это звучит!

Я ворочался в постели и так и этак. Сон не хотел идти ко мне никак. Какая-то мысль крутилась в моей звенящей от событий голове. Я услышал сегодня что-то очень важное. А вот что я слышал? Нет, не помню! И лишь когда мои глаза смежила невероятная усталость этого дня, я почти что поймал ту самую мысль. Почему почти? Потому что тут же уснул как убитый. А мысль солнечным зайчиком улетела куда-то вдаль, дразня меня яркими вспышками лукавого веселья… Я потерял ее снова.

Глава 20

В то же самое время. Префектура Чехия. Недалеко от баварской границы.

Одно-единственное имение, хоть и огромное — вот все, что осталось от былого величия рода Любимовых. Именно здесь когда-то начинал свой путь его основатель, десятник Любим. И именно этим имением поверстали сыновей рода за службу в клибанариях. А вот сейчас, после позорной отставки, черная туча повисла над семьей. Скоро приедут дьяки из Приказа Большого Дворца и погонят их отсюда взашей. Любимовы, конечно, с голоду не помрут, у них хватает имений в Анатолии и на Сицилии. И золота в банках Константинополя и Александрии тоже хватает, но сам факт… Их род, знатнейший в Северной империи, растоптан. А ведь еще совсем недавно о таком и помыслить было нельзя. Налоговые индикты, когда нобили получали заново свою же землю, давно стали сущей формальностью. Да и не служили некоторые роды вовсе, проводя жизнь в неге и удовольствиях. Но вот теперь все поменялось. Над головами чиновного люда словно просвистел меч палача и срезал прядь волос с макушки. И тут у всех словно глаза открылись. Одуревшие от ужаса дьяки вытащили откуда-то старые законы, еще времен императора Само, и грозили ими настоящим хозяевам империи. Все концы шли к великому логофету, который вдруг стал