Девятый император - Андрей Львович Астахов

- Следующего свидетеля! – велел воевода.

Новых свидетелей было трое: двое мужчин - один постарше, другой помоложе, - и старуха, скрюченная годами и ревматизмом, с единственным зубом в нижней челюсти, одетая в какие-то лохмотья. Это были торжанские травники-знахари, которым Радим велел осмотреть найденные у Акуна пузырек с мазью для лошадей и мешочек с лекарственным травяным сбором. Их представили, как доказательства чародейства чужаков. Травники долго осматривали и пузырек и мешочек, понюхали и попробовали на вкус снадобья, даже попытались поджечь травяное крошево из мешочка Акуна. При этом все трое многозначительно качали головами, словно им открывалось что-то необычайно важное.

- Ну, посмотрели? – с явным нетерпением спросил Радим. – Что скажете?

- Дело ясное, боярин, - сказал старший из травников, - отвар в пузырьке нам не ведом, но запах у него подозрительный. Похоже на зелье чародейское. Травы из кисы мы и вовсе не знаем. Хрестьянские лекари их не используют.

- Что скажешь, старик? – спросил Радим.

- Жидкость в пузырьке – эликсир для лечения ссадин и царапин у лошадей, - ответил Акун. – Ты не хуже меня знаешь, воевода, что если пустяковая рана у лошади нагноится, можно потерять эту лошадь. Эта мазь не допустит нагноения. Она же хорошо помогает от личинок оводов. А то, что травяной сбор из моего кисета твоитравники не знают, так в том нет ничего удивительного. Не могут твои травники все знать.

- Мы хорошие травники! – возразил старший знахарь. – А это, чаю, снадобье какое для колдобы, не для исцеления.

- Да колдуны они! – заорал из толпы корчмарь. – Вчера сам слышал, как девка энта нечестивый заговор шептала: « Них-них, кумара, запалам бада!»

Акун спокойно ожидал, когда чернь утихомирится и перестанет кричать. Спокойствие старика нравилось Радиму, который умел ценить в людях мужество. Поэтому, когда толпу удалось успокоить, воевода спросил:

- Истинно ли говоришь, что не для колдовства черного носил эти снадобья с собой?

- Клянусь, - ответил Акун, подняв руку. – Травяной сбор этот лечит горячку и острое воспаление. Если смешать его с хлебной плесенью, толченой ивовой корой и бальзамином, получится хорошая мазь для лечения раневой горячки.

- Ты травы назови-то! – прошамкала старуха. – Чего тут намешано-то у тебя?

- Рвотник, листья краснолиста и палеи, тычинки цветущейлесной лилии, порошок из сушеных корневищ ацеи и пятнистого пылецвета.

- Мы не знаем таких растений! – воскликнул травник.

- Я назвал эти растения так, как они называются в моей стране, - заметил Акун. – Возможно, они есть и в этих краях, но зовутся по-другому.

- А пусть он сам заварит эти травы да и выпьет! – предложил кто-то. Толпа заволновалась.

- Тихо! – крикнул Радим. – Осталось еще одно обвинение. Вчера ты сказал в корчме моим воинам, что ты посол и едешь к новгородскому князю в Господин Великий Новгород. Однако посольской грамоты у тебя не нашли, только какие-то таблички с непонятными значками. Если ты посол, то какого народа?

- Сознаюсь, я обманул твоих воинов, - Акун подождал, пока стихнет ропот, потом продолжил: - Больше всего мне хотелось избежать потасовки в корчме с твоими людьми. Того ради я и назвался послом. Конечно, никакой я не посол.

- А почему ты так хорошо по-нашему говоришь? – спросил воевода.

- Я говорю на многих языках. Этому меня учили мои учителя.

- Да колдун он!- заорал кто-то, и толпа снова начала кричать и улюлюкать. В подсудимых полетело несколько репок, но они недолетели до цели и упали далеко от навеса. Радим вскочил со своего места, закричал:

- А ну, угомонись! Не то прикажу воинам копьями всех разогнать!

- Колдуна в костер! – закричали несколько голосов, но толпа быстро успокоилась. В наступившей тишине отчетливо прозвучал голос Акуна:

- Позволишь сказать, воевода Радим?

- Говори, старик. Осталось разве тебя выслушать.

- Я не буду много говорить. У моего народа многословие считается пороком. Поэтому скажу так; все, в чем нас обвиняют – нелепый вздор. Мы с дочкой не колдуны, не тати и не шпионы. И чтобы доказать это, я требую поля!

Ответом на слова Акуна стала необычайная тишина. Сам воевода был в замешательстве. Старый милд поступил так, как в разумении Радима и должен был поступить настоящий воин. И оттого невольное уважение новгородца к этому пожилому чужеземцу возросло еще больше.

- Добро, - ответил воевода после недолгого раздумья. – Законы ты, мил человек, знаешь. Поле так поле. И кто твой поединщик?

- Я сам.

В толпе раздались смешки, но едва Акун посмотрел в сторону, откуда они раздались, немедленно стало тихо.

- Ну что же, пусть так, - согласился Радим. – Тогда и я выставлю своего. Или ты желаешь драться со мной?

- Нет, воевода. Ты болен и слаб. Биться с тобой – значит, поступить бесчестно. Выбери сам, кого ты хочешь видеть моим противником.

- Прокоп! – крикнул Радим после некоторого раздумья. – Выйди сюда.

Бритоголовый седобородый муж, которого Акун уже видел в корчме прошлым вечером, вышел из толпы, бросил косой взгляд на старого милда, поклонился воеводе.

- Будешь моим поединщиком, - приказал воевода новоторжский.

Прокоп, теперь уже пристально, посмотрел на Акуна.

- За кем выбор оружия? – спросил он.

- За тобой, - ответил Акун, - мне все равно, каким оружием биться.

Прокопа Псковитянина эти слова заставили задуматься. Вспомнился вчерашний фокус с орионами. Прокоп не был трусом, но внутри него что-то дрогнуло. Старик опытный и умелый боец, и одному Богу известно, каким боевым искусствам он обучен. Наверняка владеет любым оружием, но вот каким хуже, каким лучше – кто знает? В другой раз Прокоп выбрал бы меч. В бою на мечах преимущество у того, кто им лучше владеет. Прокоп неплохо владел мечом, однако никому не известно, как сражается на мечах этот страшный старик…

- Копье, - решился Прокоп. – Выбираю поединок на копьях. Менять оружие нельзя. Тот, кто потеряет оружие, тот проиграл поле.

- Согласен, - тут же ответил Акун. – Только у меня нет копья. Придется одному из твоих дружинников, воевода, дать мне свое копье.

Радим согласно кивнул. По его приказу воины тут же оттеснили толпу, создавая свободное пространство для поединщиков.

Руменика с тревогой наблюдала за происходящим. Когда