Рандом (СИ) - Ирина Е. Булгакова

снегопадов и начальницей метелей. Мне не хватало Кая. До смерти хотелось дать ему задание! Ему не обязательно было собирать из осколков слово «вечность», достаточно было ответить на вопрос: каким дьяволом случилось то, что случилось, и почему я – одна из тех, кто оказался во всем виноват?

Я кричала, я неслась вперед. За мной бурлила снежная жизнь. Я почти сжигала за собой мосты, почти не хотела возвращаться, почти готова была начать новую жизнь. С нуля. Одинокая, философствующая. Единственная из всех, способная не столько задать вопрос, сколько услышать на него ответ.

…А потом путешествие в сказку закончилось. Я не хотела здесь находиться – но стояла у парадной шикарного дома на Ваське, недалеко от гостиницы «Прибалтийская», и, сунув руку в карман, колола себе пальцы связкой ключей. Я слушала свое сердце, оно толкало меня вперед. Домофон не работал, я все равно приложила к нему брелок, мне хотелось соблюсти правила – я просто приехала сюда, спустя пять лет. И все. И ничего еще не случилось.

Мне исполнилось семь лет, когда мы сюда переехали. Тогда еще втроем – мама, папа и я. И выехали через четыре года тоже втроем. Только другим составом: мама, я и Антошка. После развода, отец купил нам хорошую трешку, в центре, с прекрасным ремонтом. Мама утверждала, что он порядочный и ответственный человек. А я-то знала, что это не так – он пытался загладить вину. Передо мной. Такой вот наш с ним секрет.

Лестничная площадка не подарила мне запаха, знакомого с детства – здесь всегда пахло цитрусовыми, видимо, банальные чистящие средства, но пришлись бы кстати сейчас, верно? Теперь пахло плесенью и кошками.

Подниматься на восьмой этаж было трудно. Не физически, мне давила на плечи тяжесть предстоящего «свидания». Я остановилась перед дверью с цифрой «306», ключ в моей руке нагрелся и вспотел. Мама случайно увезла его с собой и пыталась вернуть – я точно знаю. Но отец отмахнулся. Он такой был – любую проблему предпочитал спускать на тормозах, в надежде, что все рассосется само собой.

Так случилось и со мной.

Я готовила ключ, я волновалась. Но дверь оказалась не заперта. Я вошла и встала, прислонившись к стене. Белый шкаф-купе, зеркало в золоте, обувь, аккуратно расставленная на подставке – все вывалилось оттуда, из детства. Два коридора: один вел через гостиную в отцовскую спальню, а другой, мимо сауны и туалета с ванной, в мою комнату. Я прислушалась к себе – что я чувствую? И не ощутила ничего – ничего от прежних чувств. Только грусть-печаль, но она точно была всегдашняя.

Солнечная и светлая гостиная приняла меня в теплые объятия, и сразу же из всех щелей ко мне запросилась память. За кожаный диван я забросила скомканный, вырванный из тетрадки по природоведению лист. Там красовалась двойка. Логично предположить, правда? – заслуженная оценка за мою лень рисовать кружки, отмечая погоду. Кстати, мама нашла листок. Был скандал. Я с трудом проглотила ком, застрявший в горле. У меня была хорошая мама. В тот же день вечером она вошла ко мне в комнату, присела на кровать и сказала:

- Знаешь, Ладушка, я тут подумала  и решила извиниться. Я была не права, что так накричала на тебя. Разве моя любовь к тебе измеряется в хороших оценках? А если ты будешь троечницей, разве я стану любить тебя меньше? – Она наклонилась ко мне и поцеловала в заплаканную щеку. – Ни одна оценка в мире не стоит наших с тобой испорченных отношений. Я люблю тебя.

- Я тоже люблю тебя, мамочка, - отозвалась я. И с моей души свалился огромный как скала камень.

У меня была лучшая в мире мама.

Я остановилась у закрытой в спальню двери. Воспоминание больно укусило меня – я маленькая с криком влетаю туда, бросаюсь на родительскую кровать, тревожа сонных маму и папу. Мне здесь семь лет и я безумно счастлива, но даже не подозреваю об этом. Позже я перестану так делать. И ни возраст, ни понимание сложностей отношений между мужчиной и женщиной тому причиной.

У меня была самая добрая и понимающая мама на свете.

- Ладушка-оладушка, ты должна понять, - сказала она мне после того, как мы переехали на новую квартиру. – Папа некоторое время не будет с нами встречаться. Он завел себе новую пассию.

Она сказала и я запомнила слово. И помню то чувство, которое оно у меня вызвало. Зачем? Она говорит это так виновато, словно я горю желанием встречаться с отцом. А я не горела – такой вот огромный секрет, который с трудом вмещало мое сердце. Но стало бы только хуже, если бы я выпустила его оттуда.

Я толкнула дверь в спальню, готовая ко всему. Но раньше чем увидела, я почуяла запах. И узнала его – запах смерти и разлагающегося трупа. Папина белокурая пассия лежала на кровати укрытая до пояса одеялом, мертвая уже давно. Восковая кожа, обтянувшая скулы, блестела на солнце. Открытые глаза, в которых перекатывалось что-то белесое, без зрачков, таращились в потолок. Острый нос, утонувшие во рту губы, разбросанные по подушке волосы, пара сплющенных блинов вместо груди с темными пятнами, расползающимися от сосков, застрявших в ребрах…

Я отпрянула назад, потянув за собой дверь. Все. Я решила, что мне хватит – развернулась, пошла назад. Ровно для того, чтобы из одного страха – где на кровати остался мертвец, попасть в другой, полным пугающе живых и необъяснимых с ходу звуков.

В коридоре что-то звучало. Шлеп-шлеп, шлеп. В тишине, в солнце, в столбах пыли-света я слышала звуки, которым неоткуда было взяться в мертвой квартире. Я поймала себя на том, что подпираю лопатками дверь, которую только что закрыла – я не ждала подвоха от гниющей тетки.

Сердце мое прыгало в такт. Шлеп-шлеп, шлеп.

- Пожалуйста-пожалуйста, не надо мной так, - я не узнала своего голоса. К кому я могла обращаться, кого просить? – Пожалуйста, мамочка.

Шлеп-шлеп, шлеп.

Неизвестность пугала до жути. Где-то на задворках сознания приютились обрывки мыслей: «…чем еще напугать?», « …тысячи мертвецов», «а медведь, медведь?!..», «бежать!!»

Путь к бегству отрезали звуки. Чтобы добраться до входной двери, нужно было сначала столкнуться лицом с тем, что там завелось, а я не хочу!

- Мама, мамочка, ну пожалуйста! Пусть это сдохнет там, в гостиной! Мама, мне страшно, ну пожалуйста, помоги!

Шлеп.

Когда оно возникло в коридоре – белое призрачное облако из костей, обтянутых кожей,