Проблема выбора - Олеся Шеллина

Я, в связи с известными событиями не мог присутствовать ни на дознаниях, ни на суде.

– Дык, Криббе выяснил, точнее, Вяземский сумел ключик подобрать к изменникам этим, что деньги в основном у Олафа и оставались. И остальные ему все почитай отдавали.

– Я был в доме у Олафа, там не сказать, чтобы было роскошно, а деньги похищены все же немалые. Возникает в таком случае вопрос, а где золото?

– Вот в чем дело, – Федотов замялся. – Криббе выяснить удалось, что фрау Марта не гнушалась и простыми парнями, даже крестьянами. И она не просто так называла себя их наставницей, она тратила на них изрядные суммы денег: чтобы одеть как следует, обучить манерам. Парней-то она крестьянских брала, а вот дело любила иметь с дворянами, или зажиточными бюргерами. И да, Олаф специально сделал так, чтобы вы встретились. Так он думал и вас отвлечь, а то слишком уж вы, ваше высочество, по его меркам за дела взялись, и себя прикрыть, ну, получается, ежели вы с его женой спите, то мужа особо и не затронете, когда до истинны докопаетесь. Ну и сэкономить хотел, не без этого. Вас-то учить манерам не требуется. Вы итак нос рукавом не вытираете.

– Какие страсти в маленьком немецком городке могут происходить, – я покачал головой. – Никогда бы не подумал.

– Да в таких городках почитай все самое страшное и случается, – философски заметил Федотов. – И все самое мерзкое из людей может наружу вылезти.

– Это ты правильно заметил, – я направился к двери. – Но, я все еще не в курсе, что присудили тем троим, которым сохранили жизнь? – про состоявшийся суд я узнал только сегодня утром. Как заявил Федотов, Криббе готовит полноценный отчет для меня, но я хотел знать кое-какие ответы уже сейчас.

– Им присудили провести все те работы, на которые брались деньги, за свой счет. Срок дали три года. А через три года, ежели ничего не получится у них, суд может снова собраться, чтобы еще раз это дело рассмотреть. Так что работать они будут с большим усердием. Благо, не последнее у них отнимаем. Все они люди небедные. А вот дом Олафа со всем имуществом арестовали в пользу казны. Ежели вам там что-нибудь надобно, ваше высочество, может потеряли чего, то вполне можно и забрать.

– Да, хватит меня воспитывать! Я сам прекрасно знаю, что дурак и что мне еще повезло, почитай, легким испугом отделался. Но негоже постоянно мне напоминать, что именно я стал причиной гибели этой несчастной, – похоже, что все, мое терпение лопнуло. Невозможно все время выслушивать эти завуалированные намеки на мой хронический кретинизм.

Федотов вскинулся, явно желая что-то мне ответить, но раздавшийся со стороны двора замка шум прервал его попытки. Резко развернувшись, я бросился к окну, чтобы выяснить причину шума. Федотов в это время был уже возле окна.

– Кажись Наумов вернулся. Видать «Екатерине» пушка стреляла. Правда, не могу понять, кто это с ним?

– Вот сейчас и узнаем, – и я почти бегом бросился к библиотеке, которую до сих пор считал своим кабинетом и не собирался ее менять на что-то другое.

Когда Наумов вошел в сопровождении того самого господина могучего телосложения, которого я увидел рядом с ним, во время их въезда во двор. Как только они вошли Наумов тут же покосился на мою руку, лежащую в подобие косынки, привязанной к шее. Но ничего не спросил. Понятно, уже в курсе, как весело мы здесь проводим время в его отсутствие, когда полковник занят чрезвычайно важным и деликатным поручением.

– Герцог Фридрих Вильгельм Гольштейн-Зондербург-Бекский, – после обмена приветствиями представил Наумов своего спутника. Я вежливо улыбнулся, предлагая им сесть, хотя больше всего мне хотелось остаться с Игнатом наедине и вытрясти из него подробности того, что произошло в Любеке и насколько успешно он выполнил свое задание.

– Мы встретились в Любеке с полковником в горестный день, – пробасил герцог, бывший таковым только на бумажке. Он еще передавал мне привет через Георга. – С прискорбием хочу сообщить вашему высочеству о том, что ваш дядя Адольф Фредрик скончался. Его похоронили в кафедральном соборе в Любеке, учитывая сан, естественно.

– Естественно, – у меня лицо свело судорогой от прилипшей к нему улыбки. Я не сумел даже придать лицу скорбное выражение, когда Фридрих сообщил мне о смерти дяди. Теперь мне хотелось уже его схватить за грудки и начать трясти, вопя при этом: «Что, вашу мать, произошло?».

– Я хотел сразу же вернуться в Киль, воспользовавшись вашим чудесным кораблем, но пришлось ждать, когда полковник закончит инспекцию Любека, с которой вы его и послали в этот благословенный город. Но так все равно получилось гораздо быстрее, чем, если бы я пустился в путешествие в карете. Возраст у меня уже не тот, чтобы целыми днями в седле проводить. Но я хотел самолично поведать вам о той трагичной случайности, которая унесла жизнь вашего дяди, – и он так горестно вздохнул, что я даже на мгновение поверил в то, что действительно произошел незапланированный несчастный случай, в жизни всякое случается.

– Что же произошло, что так внезапно прервало жизнь такого… хм… замечательного человека, которым был мой дорогой дядюшка? И самое главное, когда случилось несчастье?

– Как я понимаю вас, ваше высочество, тяжело осознавать, что из-за нелепой случайности вы не только потеряли близкого человека, но и не смогли присутствовать при его погребении. Я клянусь вам, все было очень-очень достойно.

– Я верю вам, герцог. Вы, человек слова и, разумеется, не станете обманывать меня в таких сугубо благочестивых делах, как достойное предание родича земле. Но, не томите меня, расскажите уже, как случилось несчастье, дабы я смог… – Господи, ну что я могу сделать такого, узнав о том, что все случилось без моего участия? Джигу станцевать? Так не поймут. О, точно. – Дабы я смог ощутить тяжесть утраты в полной мере.

– Кабан, ваше высочество, – трагическим шепотом произнес Фридрих.

– Что? Простите, я не расслышал, – пару раз мигнув, я уставился на моего… а кем он мне приходится-то? Каким-то родственником, но кем именно? Черт, надо как следует родословную изучить.

– Кабан, – уже нормальным голосом ответил герцог, а я сейчас, разглядывая его лицо, отметил, что он немолод. – Я решил отдохнуть и его величество король Фридрих отпустил меня,