Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов

настежь. Карета медленно въехала во двор, остановилась в центре. На мгновение повисла тишина — только скрип кареты да фырканье лошадей.

Дверца кареты открылась, и из неё вышел человек.

Фёдор Ильич Кошкин был именно таким, каким я его представлял по описаниям Степана: высокий, сухощавый, с лицом, похожим на лезвие топора — острые скулы, тонкие поджатые губы, холодные серые глаза, в которых читалось всё сразу: презрение к провинциальной грязи, уверенность в собственной правоте, привычка к безусловной власти. Мундир безупречный, с золотым шитьём на воротнике, сапоги начищены до зеркального блеска, на груди — орден святого Владимира четвёртой степени. Не самый высокий, но достаточный, чтобы показать: этот человек имеет вес в губернской иерархии.

За ним вышли сопровождающие. Двое молодых жандармов с настороженными лицами и руками, инстинктивно лежащими на рукоятях сабель. Трое штатских — судя по одежде и манерам, мелкие чиновники, писари или понятые, взятые для оформления протоколов.

Кошкин медленно, с демонстративной брезгливостью окинул взглядом двор — чистый, выметенный, с аккуратными постройками. Потом перевёл взгляд на меня и выстроившихся людей. На его лице не дрогнул ни один мускул — чистое равнодушие чиновника, видевшего всякое.

Я шагнул вперёд, снял шапку и поклонился — не низко, раболепно, но уважительно, как равный равному.

— Господин ревизор, добро пожаловать на прииски артели «Воронов и Компания». Я — Андрей Петрович Воронов, владелец и организатор. Весьма рад видеть представителя губернской власти на нашем скромном, но честном предприятии.

Кошкин кивнул сухо, без тени улыбки, голос прозвучал казённо, как зачитывание параграфа из устава:

— Господин Воронов. Я здесь по прямому поручению его превосходительства губернатора провести внеплановую ревизию вашей деятельности. В губернскую канцелярию поступили серьёзные жалобы о вопиющих нарушениях законодательства Российской империи — незаконная добыча золота, эксплуатация подневольных рабочих, уклонение от налогов и прочие преступления против казны и человечности.

Голос его был ровным, безэмоциональным, но каждое слово падало, как удар молота. Я видел, как за спиной ревизора довольно ухмыляются штатские из его свиты — наверняка подосланные Рябовым «свидетели», ожидающие увидеть подтверждение всех обвинений.

Я улыбнулся — спокойно, открыто, с лёгкой долей печали.

— Понимаю ваше беспокойство, господин ревизор. Жалобы… Да, некоторые недобросовестные конкуренты не могут смириться с нашими успехами и пытаются очернить наше доброе имя перед государством. Клевета и зависть — обычное дело в нашем ремесле. Но я совершенно уверен: после тщательной проверки вы лично убедитесь, что все обвинения абсолютно безосновательны. Мы ведём дела строго в рамках закона, все необходимые разрешения получены и находятся в полном порядке, рабочие наши — свободные, вольнонаёмные люди, получающие справедливую и своевременную плату. Прошу вас, осмотрите всё сами. Мне скрывать нечего.

Кошкин внимательно посмотрел на меня, пытаясь прочитать: блефую я или говорю чистую правду. Его взгляд скользнул по лагерю — ухоженные бараки с крепкими срубами, исправные механизмы, работающие с ровным гудением, люди в приличной одежде, без признаков истощения или побоев.

— Посмотрим, — сказал он наконец холодно. — Начнём с документов. Полагаю, они у вас в наличии и в надлежащем состоянии?

— Разумеется, господин ревизор, — я жестом пригласил его следовать за мной. — Прошу в контору. Всё подготовлено для вашей проверки. Мой управляющий предоставит вам полный комплект бумаг.

В этот самый момент у ворот раздался стук копыт, и во двор влетели два взмыленных всадника. Кремень и Степан. Оба выглядели измотанными до предела — лица серые от усталости, одежда в дорожной пыли, но глаза горели торжеством выполненного долга.

Степан спрыгнул с седла, едва не упав — ноги подкосились после бешеной скачки, — но он крепко прижимал к груди пухлый кожаный портфель. Успели. Боже, они успели!

Глава 22

— Вот мой управляющий, Степан Михайлович, — представил я, пряча облегчение за деловым тоном. — Он предоставит все необходимые документы для вашей ревизии.

Мы прошли в контору. Я усадил Кошкина за стол — самое удобное кресло, — предложил горячий чай с мёдом (он отказался коротким жестом), и Степан начал раскладывать перед ним бумаги.

Лицензии на разработку приисков — все с официальными печатями губернской горной конторы, с подписями чиновников, с точными описаниями границ участков. Разрешения на добычу благородных металлов — оформленные через Аникеева, но абсолютно легальные, без единой зацепки. Списки работников — поимённо, с указанием, откуда прибыли, на каких условиях добровольно наняты, с какого числа работают. Ведомости выплат жалованья — с подробными суммами, датами выдачи, личными росписями или крестами получивших, заверенные свидетельскими подписями. Амбарные книги учёта золота — каждый грамм добытого металла тщательно записан, взвешен при нескольких свидетелях, с указанием дат, участков добычи и имён старателей.

Кошкин брал каждую бумагу, медленно подносил к свету из окна, придирчиво читал каждую строчку, проверял печати на подлинность, сверял подписи с образцами, которые наверняка держал в памяти. Его лицо оставалось непроницаемым, как маска, но я видел: он удивлён. Глубоко удивлён. Он явно ожидал увидеть хаос, грязь, подделки, липовые бумажки. А здесь перед ним лежал образцовый порядок — такой, какого не встретишь даже на многих казённых заводах.

Прошло полчаса. Час. Кошкин методично изучал каждый документ. Его чиновники-помощники стояли в стороне у стены, скучающие и переминающиеся с ноги на ногу. Люди Рябова из свиты — те самые «свидетели» — тоже стояли, но их лица постепенно мрачнели. Они явно понимали: их легенда о «разбойничьем гнезде» трещит по всем швам.

Наконец ревизор аккуратно отложил последнюю папку, сложил руки на столе и посмотрел на меня. В его холодных глазах мелькнуло нечто похожее на профессиональное уважение.

— Документы в безупречном порядке, господин Воронов, — произнёс он сухо, но тон его смягчился едва заметно. — На первый, второй и третий взгляд я не вижу никаких нарушений законодательства. Всё оформлено грамотно, с соблюдением всех формальностей. Впечатляет, признаю. Особенно для столь отдалённого и молодого предприятия.

Он выдержал паузу, глядя мне в глаза.

— Однако документы — это лишь бумага. Я обязан лично осмотреть прииск, опросить рабочих без вашего присутствия, проверить реальные условия их содержания и труда. Только тогда ревизия будет считаться полной и объективной.

— Разумеется, господин ревизор, — я встал, широким жестом распахнул дверь. — Прошу. Покажу вам абсолютно всё. У нас нет секретов от представителя государя.

Мы вышли во двор. Я начал проводить Кошкина по территории, демонстрируя каждый уголок нашего небольшого, но крепкого хозяйства.

— Обратите внимание, Фёдор Ильич, — говорил я, указывая на механизмы, — это бутара нашей собственной конструкции. Позволяет промывать в три раза больше породы, чем обычный примитивный шлюз. При этом всё добытое золото строго учитывается — ни одна