Владимир Поселягин - Осназовец

Когда стемнело, я преодолел половину расстояния и продолжил шагать дальше, только добил остатки пирожков. Когда впереди мелькнула при серебристом свете луны водная гладь речки, я снизил скорость и, раздумывая, кивнул сам себе и свернул к ней. Хотелось искупаться и смыть с себя пот, а то грязный и пыльный, как чурка.

Когда по мосту, что пересекал речку, проскакал десяток конных — полицаи, похоже, я как раз снимал исподнее, бросая его в воду у берега. Раз решил искупаться, так и постираюсь. Все вещи из карманов я убрал в сидор. Меня, видимо, не заметили и умчались в сторону Киева.

Поплавав в довольно теплой водице, я выбрался на берег, сел на нем, опустив ноги в воду, и стал стирать одежду. В общем, стирка обычная, только без мыла. Выжав одежду, я набросил ее на кустарник, пусть сохнет, и, еще раз искупавшись, лег на берегу, положив голову на сидор, и ненадолго прикрыл глаза, пережидая, пока одежда высохнет. Как я уснул, сам не понимаю, видимо, сказались последние выматывающие дни.

Проснулся я от чириканья птичек, когда солнце уже наполовину показалось из-за горизонта.

— Мать, — выругался я и, обернувшись к кустам, обнаружил, что одежда исчезла, и выругался громче: — Ур-роды!

Подхватив сидор, видимо воры побоялись его тронуть, чтобы не разбудить меня, я нагишом выскочил на дорогу, изрядно испугав женщину, что сидела на телеге, и позабавив возницу.

— Воров не видели? Обокрали, гады.

— Были двое, — натянув поводья, кивнул возница. — Только что видел, за поворот они ушли, деревья скрыли. Если побежишь, то догонишь. У одного сапоги в руке были, хорошие такие. Добротные.

— Спасибо, — кивнул я и нагишом рванул по дороге дальше от столицы Украины, куда указал возница.

В принципе, особо меня не обокрали. Все, что мне необходимо и было ценным, лежало в сидоре, всего лишь одежда пропала. У меня была смена в «Шторьхе», но не было обуви. А сапоги действительно отличные, ни разу меня не подводили.

Шлепая босыми ногами, я бежал по обочине — на самой дороге мелкие камни с острыми кромками, еще не хватало ступни распороть. Когда я добрался до поворота, то действительно рассмотрел двоих мужчин, что торопливо шагали примерно в километре от меня. Я прибавил ходу. В это время меня догнала легковушка и, обгоняя, посигналила, видимо водителя позабавил мой вид. Один из воров мельком обернулся и тронул рукой напарника, они о чем-то переговорили и свернули с дороги в рощу, что росла у дороги.

Добежав до того места, где они свернули, я развязал горловину сидора, привел оружие к бою и, держа вещмешок за горловину и придерживая лямки, чтоб не волочились по земле, по небольшой тропинке спустился в кювет и направился в роще. Как и ожидалось, оба находились там, на опушке. Я немного ошибся, определяя их возраст, молодыми они были. Не шестнадцать, как мне, а где-то по двадцать.

— Я же тебе говорил, надо было по голове его треснуть и мешок забрать, — сказал один в довольно приличной городской одежде.

— Нечем тогда было, а кулаком — еще бы заорал, а тут сам все принес, — ответил второй, усмехаясь. Он же и достал из кармана нож. — Положи мешок под ноги, мы не убийцы.

— Зато я убийца, — ответил я, роняя сидор на траву и поднимая пистолет с наверченным на него глушителем. — Раздевайтесь. Все скидывайте, даже портки, мешки отдельно.

— А мы что, мы ничего, — бросив нож на листву, сразу поднял руки второй.

— Я сказал, раздевайтесь. Быстро!

Те тут же засуетились, расстегивая одежду и бросая ее себе под ноги. Когда они встали передо мной такими же обнаженными, я сказал:

— Так, любовнички, отошли к тем деревьям и сели на корточки, а я пока посмотрю, что за трофеи добыл.

— А почему любовнички? — спросил первый, он поинтеллигентнее выглядел, видимо городской.

— К слову пришлось, — отмахнулся я и, присев у мешков, стал в них рыться под недобрыми взглядами обоих парней. Вывалив содержимое на траву, я стал откладывать то, что мне пригодится, и что нет. Кусок соленого сала, свежий хлеб, вареные яйца, луковицы и перья чеснока без сомнений ушли в сторону — это нужно, потом запасные портянки и другое по мелочи. Убрав все трофеи в оба мешка и оставив на траве то, что мне не нужно, я подошел к своей одежде. Когда я через голову надевал нижнюю рубаху, то расслышал шум со стороны парней. Вскинув руку и глядя одним глазом через отверстие ворота, я свалил сперва одного, потом второго. Не убил, ранил, оба получили по пуле в ногу.

Наконец, просунув голову, я надел нормально рубаху, а то застрял, и, не забыв сапоги, направился к парням, что стонали на траве метрах в десяти от меня. Бежали от меня, а не ко мне.

— Ну что, салабоны, поняли теперь, что воровство до добра не доведет? — спросил я, бросая рядом штаны одного из парней. Они мне не подходили, были слишком большими по размеру, а так хоть перевяжутся. — Я ведь не простой паренек, а боец разведгруппы Красной Армии с позывным «Леший», выполняю во вражеском тылу ответственное задание по ликвидации украинских бандитов. Вчера в Киеве ликвидировал уже одного такого, так что продолжу работу. Мне еще шестерых уничтожить надо. Устал вчера после работы, уснул, а тут вы меня ограбили. Нехорошо, я доложу руководству о ваших делишках. Сам о вас мараться не буду, но когда наши придут сюда, освобождая территории, суд решит, что с вами делать. В петле ли вы будете бултыхаться, или на исправительные работы отправитесь. Скорее всего последнее, вешать будут только тех, кто сотрудничеством с немцами замарался. Когда в этом году территории освобождали, многих пойманных пособников повесили.

Поболтав еще немного, я встал и подхватил мешки парней. Нужную информацию я им слил, а то Бандеру ликвидировали, и никто не знает, кто. Ремизов догадается, он знает, что я пользуюсь позывным «Леший».

Выйдя на дорогу, я поспешил дальше, не особо беспокоясь, что будет с ворами, это уже их проблемы. А то, что они могут дать немцам мое описание, тоже не особо волновало, меня тут через несколько часов не будет, в крайнем случае суток — не знаю, сколько буду волочь эту бочку до самолета. Транспорт, что ли, какой найти или поймать? Подумать надо.

Когда меня догнала знакомая телега, я даже обрадовался и, помахав деду Михею, спросил:

— Нормально выехали?

— Да, сегодня спокойно выпускали, — кивнул тот и, натягивая поводья, велел: — Сидай, подвезу, чего уж там.

— Ага, спасибо, — кивнув, я забросил мешки на сено и залез сам.

— Ты же вроде в деревню шел? Так она позади осталась.

— Да знаю, дядька же в другом месте работает, вот часть их вещей велели перенести. Все, взяли меня в бригаду. Пристроили.

— То дело, — одобрительно кивнул дед и недовольно крякнул, когда дорога повернула и впереди появился передвижной пост. А с ним две телеги и несколько полицаев, что досматривали всех, кто подъезжал к ним. — Опять что-то случилось.

То, что полицаи действовали не по-своему хотению, а по приказу, подтверждало то, что с ними был один немецкий солдат, он, похоже, следил за работой поста.

Дед снизил скорость под моим недоуменным взглядом и продолжил движение, поглядывая по сторонам. Он явно искал возможность объехать пост или развернуться, но все это было слегка подозрительным. Потом он, видимо, что-то рассмотрел среди полицаев и даже стегнул лошадей по крупу, чтобы прибавили скорость, да и повеселел он.

— Здорово, Михей, — поздоровался с возницей кряжистый пожилой полицай лет пятидесяти на вид. — Из города возвращаешься?

— Здорово, Панас, дочку навещал. Сам знаешь, как в городе живется. Хорошо еще, что она в госпиталь устроилась. Если бы не наш огород… Эх…

— Да знаю, — вздохнул тот. — Давай слазь, досматривать будем.

— Слушай, Панас, этот парень мне что-то не нравится. Расспрашивал, вопросы хитрые задавал, как тут живется, не обижают ли власти. По говору явно не местный, — вдруг ткнул в меня пальцем дед.

Я даже рот открыл от такой подставы. Дед, похоже, был с гнильцой.

— Да? — заинтересовался знакомец деда и повернулся ко мне. Двое полицейских, что тоже направились к нам, насторожились.

Понятное дело, давать себя обыскать мне было не с руки, еще на подъезде, когда мы заметили пост, я на всякий случай приготовил оружие и, прямо с телеги вскинув два ствола, открыл огонь на поражение. Стрелял почти в упор. В левой руке у меня был пистолет гауптмана, хлопал он громко, в правой был мой, с глушителем. Кашлял он тоже громковато. Как я уж говорил, мембраны пора менять.

Завалив тройку, что стояла рядом с нашей телегой, я перенес огонь на оставшуюся четверку и немца и положил всех. Тот, что в правой руке, был пуст, а вот трофейный «вальтер» в левой руке еще один патрон имел, поэтому я развернулся к деду-подлецу, что с круглыми от удивления глазами смотрел на меня, и вскинул оружие.

— Подожди… — поднял он руку ладонью ко мне. Именно в нее и вошла последняя пуля и, пройдя насквозь, разнесла ему полчерепа. Подставу я ему не простил.