Граф - Роман Валерьевич Злотников

простой перенос порта, приводил к тому, что максимальная осадка судов, способных разгружаться в порту Санкт-Петербурга, сразу увеличилась с трех с половиной до четырёх с половиной аршин. То есть даже без принятия дополнительных мер проблема Невской губы слегка потеряла остроту.

Однако, Даниилу было совершенно ясно, что это ненадолго. С развитием пароходного сообщения водоизмещение и, соответственно, осадка судов будут стремительно расти. Британец Брюнель в этом году построил пароход «Грейт Бритн» водоизмещением в полном грузу под три с половиной тысячи тонн — да многие теперешние стопушечные линкоры меньше будут[4]! И этим дело точно не ограничится. Потому что Данька помнил как Усман рассказывал, что этот британский фанат металлических конструкций и паровых технологий, за свою жизнь построивший сотню с лишком мостов и несколько десятков различных железных дорог, среди которых была и английская Большая западная, вот совсем скоро — чуть ли не в ближайшем десятилетии, построит настоящее паровое чудо света — пароход «Грейт Истерн», водоизмещением более тридцати тысяч тонн[5]. Да легендарный «Дредноут», построенный на минуточку более чем на полвека позже, был почти в полтора раза меньше!

В будущем проблема Невской губы была решена прокладкой так называемого «морского канала», но ничего кроме самого термина бывший майор про этот канал не знал — ни как он выглядит, ни как его строить, ни особенности его эксплуатации. Поэтому пришлось создавать рабочую группу и выписывать голландцев. Потому что раз уж решили переносить порт — надо сделать это по уму сразу решив все имеющиеся проблемы.

Короче сильно Николай ему подсуропил с этим назначением. И напрочь поломал весь уже написанный и утверждённый перспективный план… Ну да кто ж мог знать, что даже в самом Питере с логистикой такие проблемы? Впрочем, фон Толь вполне мог знать — да кто ж им даст нормально принять-передать дела? Всё давай-давай, быстрей-быстрей — вот оно в самый неприятный момент всё наружу и вылезает…

Данька тоскливо вздохнул, стоя за спиной Николая, который с немалым удовольствием наблюдал, как величественно ползут вверх разводные пролёты Дворцового моста. Император был пьян и доволен. Ну и слава богу.

Следующие три дня прошли относительно спокойно. Данька обедал дома, успевая пообщаться с пока ещё проводящей большую часть дня в своей спальне Евой Авророй, а после работы так же мчался домой, чтобы снова побыть с женой и детьми. Тем более, что второй дочке только исполнилось четыре, и она сильно скучала по маме, к которой её пока пускали очень дозировано, давая Авроре отдохнуть и восстановиться, и ей требовалось вывалить эту свою тоску на кого-нибудь близкого. Например, на отца. Вот он и принимал на себя главный удар… Ну а потом Николай снова его вызвал.

— Значит так,- сурово начал император, едва только Даниил уселся напротив него, положив перед собой папку.- Тянуть более нельзя. В ближайшее время надобно покончить с крепостничеством… Поэтому я учреждаю Особенный комитет, который займётся конституционной реформой. И возглавлять его будешь ты!

— Чего-о-о⁈- вскинулся бывший майор.- Государь, ты-ы-ы… вообще того? Ты хоть представляешь, во что меня ввергаешь? Кто тебе железные дороги строить будет? А промышленность на юге? А перспективный план развития транспорта,- он сердито толкнул рукой лежащую перед ним папку.- Я тебе вот — новый, уточнённый на подпись принёс. Который пришлось перерабатывать, когда ты меня с мостами в Питере напряг… Ты куда меня пихаешь? Под топор или штыков дворян-гвардейцев хватит чтобы тебя от такого нехорошего меня спасти?

Николай хмыкнул.

— Вот поэтому Особенный комитет и будет заниматься не крестьянским вопросом, а конституционной реформой. Твоя ж идея была… ну и вот — делай! Пусть дворяне сами своих крепостных по большей части освободят, а когда таковых, кто этого не сделал, останется совсем мало — тогда остатки освободим указом. А за это время ещё и в Калифорнию какую-то часть переселим из помещичьих. Там сейчас у фон Толя уж под сто тысяч только православных переселенцев, а ежели с местными православными считать — так к двум сотням тысяч подходит…- он усмехнулся, глядя на Данька, после чего подтянул к себе принесённую им папку, открыл и, не читая, размашисто расписался на первом листе.- Всё — утвердил! Иди работай. Первое заседание Особенного комитета через три дня утром, в зале Государственного совета.

— То есть от остальных обязанностей ты меня тоже не освобождаешь?- угрюмо уточнил бывший майор.

— Не-а,- несколько издевательски качнул головой Николай. После чего вздохнул.- Ну ты пойми — нет у меня более таких людей как ты, вот совсем нет! Кому я ещё всё это поручить могу? Нет, ты не молчи — советуй!- он схватил с подставки золочёное перо и выдернул из пачки, лежащей на углу стола, чистый лист.- Вот прям как скажешь кому этот комитет поручить чтобы дело не запорол — так тут же я с налёта указ накатаю и подпишу. Собственноручно — даже секретаря вызывать не стану… Но только вся ответственность — на тебе. И если они накосячат… а они накосячат — то и тебе и отвечать! Ну же — говори! Любую фамилию напишу! Титул дам! Поместьем обеспечу если нет! Долги закрою если имеются! Кого, ну?

Данька несколько мгновений молча сидел, уставя глаза в стену за спиной государя, потом тихо вздохнул.

— Ты ж мне совсем жизни не даёшь,- с тоской протянул он.- Я ж тоже в этом ни хрена не понимаю.

— Разберёшься,- небрежно бросил Николай.- Я вон тоже до двадцати трёх лет не думал, не гадал, что когда-нибудь императором стану. О другом мечтал… На монгольфьере летать научиться. В кругосветное путешествие отправиться. Художником стать. Сказки писать. Эх…

Данька встал, покачал головой и пошёл на выход. Перед дверью он остановился, покачал головой и с тоской произнёс:

— Так вот ты для чего меня князем сделал…- после чего повернулся и вышел.

Ни в министерство, ни домой он в этот день так и не вернулся, потому что сразу из Зимнего отправился на вокзал и, приказав поднять пары на резервном паровозе — уехал в Сусары. Он понимал, что Ева Аврора будет волноваться, но ему надо было переварить всё случившееся. И лучшим способом сделать это, не приведя себя в полный раздрай, была работа руками. Вот он и работал. Двое суток. Пилил, гнул, сверлил, прикручивал, балансировал, потом опять сверлил, потом натягивал… Маркел — один из первых и лучших его работников за прошедшее время доросший до мастера экспериментального цеха, всё это время находился рядом, помогая, придерживая, перехватывая