Крестоносцы - Андрей Готлибович Шопперт

решил породу такую вывести. Всех лошадей похожей масти собирает отовсюду. Уже их больше десятка и первая кобыла даже жеребёнка принесла, как раз от жеребца сотника Турова.

— Их же обстреляют сейчас⁈ — развернулся к Фёдору Емеля.

— А, трём смертям не бывать! Мы сейчас атакуем обе башни. По десятку на каждую. Извини, командир, для тебя лука нет. Тут побудь. Вон, Егора охраняй, — на бегу уже крикнул картограф, скатываясь по лестнице вниз, — Ребя, ко мне! — уже издали донёсся его голос.

Емеля дёрнулся было вслед за Фёдором, но в голове всё поплыло, еле до Егора доковылял и рядом на какие-то тряпки плюхнулся. Крепко его всё же приложило. А он даже и не видел, откуда болт этот ему в голову прилетел.

Через пару минут и пару последних глотков из фляжки десятнику полегчало и поднявшись, стараясь не торопиться, он двинулся к бойнице, чтобы посмотреть, что на мосту творится.

А на мосту творилось. Он был узок. По нему могла проехать одна телега или проскакать одна лошадь. Именно так и было. По длинному мосту двигался десяток примерно всадников. Они прижимались к гриве лошади, а в руке у каждого был круглый большой щит, которым всадник пытался и себе и своему коню голову прикрыть. По ним с обеих башен стреляли из арбалета и прямо на глазах Емели одна стрела ранила животное. Конь грохнулся на доски настила и забился. Всадник при этом под перилами пролетел и плюхнулся в холодную воду реки.

Движение арбалетчиков замедлилось. Эта лошадь шла пятой и только четверо продолжало движение к воротам. Остальные арбалетчики стали спешиваться и уже без лошадей, прикрываясь своими щитами побежали к замку. Башен Емеле было не видно, но судя по времени, там сейчас должен был начаться бой между его стрельцами и арбалетчиками крестоносцев. Из слов Фёдора выходило, что силы примерно равны. Ну, плюс ещё… Ну, наверное. Должны же кнехты отвлечься на тех, кто летел к ним по мосту с криками «Ура», которые теперь отчётливо слышно было.

Замок Мемеля (Клайпеды)

Событие шестьдесят третье

Переговоры проходили в помещении кафедры имени Святой Марии или храме высшего ранга и центре епархии, в которой находится резиденция епископа Курляндского Эдмунда фон Вёрта (Edmund von Wörth). В покоях Их Высокопреосвященства и устроились. На стенах ещё полчаса назад были гобелены, окна имели что-то типа штор с ламбрекенами из золотой парчи. На полках и сундуках было полно книг и свитков. Некоторые явно из папируса, на свет клеточки отлично просматривались. На огромном дубовом столе были тоже книги, листы бумаги, подсвечники серебряные и даже золотая чернильница в малахитовом настольном приборе письменном.

Это всё был полчаса назад. А сейчас не было. И Андрей Юрьевич точно знал, куда всё это делось. Делось это в его обоз. Война она должна прибыль приносить. А тут одних книг было на многие сотни рублей. А папирусные свитки могли быть из Александрийской библиотеки. Псы рыцари же принимали самое деятельное участие в разграблении Константинополя.

— Есть гвозди из креста или ещё чего полезное, вы, Ваше Высокопреосвященство, лучше выдайте добровольно, а то сначала уши отрежем, а потом глаза начнём выкалывать. А нет. Я тут другую хохму придумал. Губы вам отрежем, чтобы вы вино пить не могли, оно назад выливаться будет. Через зубы… Хотя… Зубы тоже вырвем.

— Сатана!

— От Сатаны и прочих Вельзевулов и слышу. Так, что, будем выдавать неправедно награбленное?

Говорили через переводчика, предоставленного проигравшей стороной. Андрей Юрьевич немецкий знал так себе. Учил в школе и институте, но пользоваться не приходилось. Потом пришлось выучить английский, чтобы печататься в иностранных журналах. Придумали власти. Дебилы. Раньше все диссертации почти были под грифами разными, как можно врагу доверять открытия, а потом вдруг оказалось, что чем больше секретов сольёшь врагу, тем ты лучше, как учёный. Чудеса.

Епископ Курляндии ангельского языка не знал. Владел латынью, немецким и голландским. Андрей же Юрьевич знал английский, русский древний, русский будущего и русский матершинный. Нет пересечений. Вот и пришлось найти переводчика, который… А, которая, владела польским. Это была жена… ай, вдова одного из рыцарей крестоносцев — пятого сына Иоганна IV, маркграфа Штендаля. Вроде как графа Арнебурга, но это не точно. Возможно, город и по-другому назывался. Попробуй, не зная языка и географии местной точно запомнить. В общем, полячка была графиней. И вдовой стала только вчера, когда при штурме замка её мужа этого рыцаря и проткнули стрелой.

Зарёванной графиня не выглядела. Выглядела злой и растерянной.

— Пошёл в ад! — это так с польского, который хоть и похож на русский, но так себе, приходилось вечно переспрашивать и просить повторить. (Poszedł do piekła). Ну, а чего Пекло оно и есть пекло.

— Серафим, отрежь Его Высокопреосвященству ухо. Вам какое нужнее, господин епископ левое или правое?

На самом деле Андрей Юрьевич знал, чего допытывается от этого дядечки. Ему уже разведчики шепнули, что у этого товарища есть кусочек камня бичевания Иисуса Христа. А чего, у этого гада есть, а в Русском Королевстве нет ни одной святыни, не честно.

— А, будь ты проклят схизматик! Я отдам. У меня есть частица камня, на котором бичевали Господа нашего.

— Хорошо. Отдавай. И казну ещё. Сейчас Фёдор тебе ухо перевяжет и займёмся вторым актом Мерлезонского балета. Ваше Высокопреосвященство, вы лучше выдайте все ценности сразу, а то к концу опроса моего, у вас от лица одни щёки останутся.

Бамс. Это полячка графиня бледнела — бледнела и в обморок грохнулась. Не выдержала вида одноухого епископа.

— Данька. Вот смотри яка гарна дивчина лежит. И не баронесса даже, а целая графиня, да ещё и права на маграфство по мужу. Не разобрался ещё что это, но раз называют Бранденбург, то это как король целый. Ну, почти. Нравится?

— Так она католичка. Девка-то красивая… — главный артиллерист нагнулся и легко поднял панночку на руки, положил на лавку, что стояли вокруг стола с одной стороны. С другой были роскошные резные стулья — троны и Андрей Юрьевич уже решил, что заберет этих красавцев с собой. И дом украсят и образцом для владимирских столяров станут. А то только табуретки умеют кособокие делать.

— Ничего, перекрестим. Ты её поцелуй эту спящую красавицу, пусть просыпается. У нас с