Все реки петляют. От Альбиона до Ямайки - Сергей Александрович Калашников

сковородах недавно привезенную зеленую гречку. Вещички ей мама соберет, а вот о том, чем прокормить экипаж два месяца, кроме нее, подумать некому. Прямо со сковородок горячую крупу она засыпала в прогретые над раскаленными камнями стеклянные четырехпинтовые банки и надежно закрыла отлично сохранившимися от прошлых употреблений стеклянными крышками с новенькими резиновыми прокладками. Тушенки у нас и раньше было заготовлено много, а еще к консервам прибавился «Завтрак туриста» – каши перловая, пшенная и овсяная. Все с мясом. И консервированный точно таким же образом плов с бараниной.

Кроме каш имелась и мука, точно так же закрытая в прокаленных стеклянных банках. Но это было только началом эксперимента, завершить который предстояло уже в поездке. Воду мы запасли в пропаренных новых дубовых бочках. Торфяную, дважды кипяченную с отстоем в промежутке, чтобы накипь осела. И с добавкой спирта-ректификата, выгнанного частично из рома, частично из местного нефильтрованного пива, частично из привозного сидра. Если эту воду вскипятить, спирт совсем улетучится, хотя моряки предпочитают не кипятить.

На камбузе у нас есть и керосиновая плитка, и дровяная чугунная печка, и железная духовка – о рационе экипажа Консуэллка стала задумываться давненько. Солонина ей не нравилась катастрофически, впрочем, как и любому, кто нюхал «дохлого француза» после пары недель в море; сухари с червяками тоже энтузиазма не вызывали, а долго хранить сыр она не полагала возможным – пока на континенте воюют, пармезана у нас на островах не купить, а местные сорта плесневеют моментально. Не надо забывать, что в деревянных кораблях всегда сыро от сочащейся через борта влаги. Или конденсирующейся – всяко бывает.

Так вот – о выходе в море. Экипаж нашего судна пополнился четырьмя взрослыми моряками, один из которых – второй лейтенант Джонатан Корн. Да, папа перешел к нам с еще тремя крепкими парнями, один из которых – знакомый нам по прогулкам среди лондонских доков Джон. Да и с другими Сонька знакома – всех помнит по именам. С ними картина доклада о проделанных работах первому лейтенанту Мэри смотрелась преуморительно, но повторялась ежедневно на полном серьезе.

Девочки разместились в капитанской, то есть Сонькиной каюте – выгородке два на два метра у штирборта под ютом. Напротив, через коридор, имеется еще одна каюта таких же размеров и выгородка со столом для работы штурмана. Мальчики спят в подвесных койках в носу между двух водонепроницаемых переборок, вот это – точно кубрик. Перед ним – камбуз. За ним – трюм.

* * *

Дорога вниз по Оруэллу хорошо нами изучена, и отец больше поглядывал на флейт, чем обращал внимание на деятельность дочери. Все-таки во тьме ночной идем через узость. Но двигались мы медленно, то и дело бросая лот. Флейту в этих условиях куда труднее, у него осадка больше на полтора этажа. И это без груза.

По правому борту появились далекие огоньки Гарвича, скрылись за мысом, а перед нами распахнуло свой простор Северное море. Уже за спиной стал виден огонь маяка, указывающего путь затемнавшим мореплавателям. Софи уверенно взяла на него пеленг, прикинула расстояние и объявила новый курс – мы направлялись прямиком в середину Па-де-Кале. Первым портом захода у нас планируется Плимут, так что совсем уж далеко забирать к французскому берегу мы не стали.

Ветер дул с материка, разгоняя умеренную, балла два, волну. Огни флейта наблюдались надежно примерно в миле от нас и правее. Мы прибавили парусов, поставив прямой фок и вывесив все оставшиеся незадействованными косые паруса на мачтах. Как раз отзвучала пятая склянка. За ней шестая. Небо на востоке стало светлеть, и мы поставили марсель и брамсель, добавив спереди еще один кливер, расположенный выше. Софи заметно расслабилась, но концентрации не потеряла.

– Мели Гудвина обходишь? – спросил папа.

– Флейт за нами следует, – ответила Софи.

И только в этот момент я понял, какого монстра воспитал. Ребенку всего двенадцать, а он вместо того чтобы играть в куклы командует кораблем, намереваясь пересечь Атлантику. Почему я назвал бывший куттер таким «большим» словом? Да потому, что по нынешним меркам при длине 26 метров и водоизмещении в 200 тонн он не уступает вместимостью большинству торговых судов, занятых перевозками между Новым и Старым Светом. Папин флейт скорее исключение в этой флотилии разного рода посудин, несущих в своих конструкциях отпечатки самых разных эпох. Следование традициям чрезвычайно сильно среди моряков и судостроителей, потому как неизбежные «детские болезни» разнообразных новшеств чреваты гибелью для одних и потерей репутации для других. И «Агата», имея сейчас, после модернизации носа, полную длину в 45 метров, считается весьма крупным судном.

После постановки всех основных парусов по схеме «Бригантина» наше суденышко стало уходить от флейта, где тоже прибавили парусов и не отстали.

– Джеффри три новых винта перед самым отходом принес, – сообщил поднявшийся наверх Арчи. – Они на 30 сантиметров больше в диаметре. Говорил, что по его прикидкам должны прибавить тяги на малом ходу, скорости на полном и экономичности на среднем.

– Если дейдвуд не разнесут, – хмыкнула Софочка.

– Что за сантиметры? – не понял отец.

– Сотая часть метра, сэр. Который на десять процентов длиннее ярда. В метрах и его долях удобнее проводить механические расчеты. Результаты получаются наглядными. Но если вам привычней, то диаметр винта увеличен с двух футов до трех. И еще, капитан, мэм, – парнишка повернулся к Софочке, – Джеффри поклялся, что все три винта идеально сбалансированы.

Придирчиво осмотрев в подзорную трубу паруса рыбацких посудин по правому борту, капитан-мэм подправила курс еще на один румб левее, перевернула малые песочные часы, большие и отбила восемь склянок. Снизу показалась Мэри:

– Вторая вахта позавтракала и готова заступать, – доложила она.

– Да, заступайте, – Сонька уступила место у штурвала подружке-лейтенанту, – курс двести пятьдесят, ветер северный, три балла; текущая скорость восемь узлов, – добавила, взглянув на манометр. – Позавтракаем? – обратилась она к отцу. – Видимость миллион на миллион, – добавил я.

Мы спустились под палубу и прошли в кубрик, где на подвешенном к потолку столе нас ждало ароматное рагу. Качка была слабой.

– Так что это за лаг такой у вас кругленький? – не удержался от вопроса папа.

– За борт опущена трубочка открытым концом вперед. Чем быстрее бежим, тем сильнее вода напирает, – ответила Консуэллка. – А давление измеряет простенький манометр. Том предлагал поступающую из приемника встречного давления воду в емкость собирать и измерять пройденное расстояние в галлонах, но мы просто не успели.

– Врет этот прибор, – вмешался я. – В зависимости от осадки меняется высота водяного столба между приемником и показометром. Так что придется по старинке, с мотком бечевки бегать. Пап!