Тиран Золотого острова - Дмитрий Чайка

стены до стены всего шесть шагов, заваленных телами раненых и убитых. Мы тоже несем потери. То пращник, то лучник, сраженный стрелой, падает вниз, прямо на подставленные копья. А порой даже камень, брошенный рукой отчаявшегося бедолаги, разит не хуже железа. Нам слишком дорого дается этот бой. Человек сорок уже убито, еще столько же ранено.

— Господин! Они обошли нас! — прибежал пельтаст, патрулировавший периметр. — Сзади залезли. Парни еще держат то место, но скоро их сомнут.

— Труби отступление! — крикнул я, и над полем боя разнесся прерывистый вой бычьего рога. Мы отходим за ворота.

— Абарис! — крикнул я. — Притащи мне пленных, человека три-четыре. Но только таких, кто на своих ногах уйти сможет.

— Сделаю! — крикнул тот, утирая пот со лба. Он снял шлем, подставив ветру голову, которую беспорядочно облепили мокрые волосы. Длинный бронзовый меч опущен к земле, а по его лезвию стекают капли крови, без остатка впитываясь с сухую, каменистую почву.

Мы с ним все же полезли рубиться с ахейцами, когда потеряли треть личного состава фаланги. Линоторакс — штука хорошая, но все равно, лицо, шея и руки остаются открытыми. И есть он пока не у всех, так что у нас и выхода не осталось. Закованный в бронзу воин — это почти что танк. Ножи и копья скользят по его блестящим бокам, и он разит направо и налево, оставаясь неуязвим. Меня сегодня стрелы и копья обошли стороной, а вот Абарису пропороли кожу на шее, чудом не задев сосуды. Рана уже едва кровоточит, но выглядит мой полусотник жутковато. Его доспех густо залит кровью, своей и чужой.

Абарис растерян. Он пока не понимает, почему мы отходим, ведь поле боя осталось за нами. Тактика! Великое колдовство в его понимании, даровало нам победу. Да только у нас осталось минут десять, может, пятнадцать. Тут ведь крошечное все. Моя цитадель, царящая над островом, чуть больше ста метров в диаметре. А с той стороны холма сюда идут сотни свежих воинов. Они нас просто в землю втопчут, и никакая тактика не поможет.

— В нашем деле главное — это вовремя смыться! — с удовлетворением сказал я сам себе, когда в ворота затащили последнего раненого, и они закрылись с натужным скрипом. Толстенный брус упал на бронзовые петли, отсекая нас от того ужаса, что остался за стеной. Я улыбнулся устало, чувствуя, как на лице лопается засохшая кровяная корка. Это не моя кровь, я ведь даже не ранен…

Глава 19

Вот чем мне нравятся местные — так это своей предельной незамутненностью и оптимизмом, который граничит порой с идиотизмом. Горизонт планирования собственной жизни у абсолютного большинства из них — на один сельхозсезон, не дальше. А уж когда ты только что мог помереть, но не помер, то он и вовсе сужается до нескольких дней. Они не думают, что будет дальше. Они просто радуются тому, что есть сейчас.

Рыбаки и купцы, крестьяне и рудокопы, кузнецы и углежоги, дворцовые служанки и прочий народ заполонили тесные улочки акрополя, который для такого многолюдства уж точно приспособлен не был. Все полгектара крепости застроены очень и очень плотно, и теперь тут ногу поставить некуда, чтобы ненароком не наступить на кого-нибудь. Мои подданные шумели, махали руками и протягивали мне детей, прося благословить. Я шел по улице растерянный, купаясь в волнах обожания, которое накрыло меня с головой. Они ведь всё видели со стен и оценили зрелище по достоинству. Заваленная телами дорога лучше всяких слов говорит им о том, кому благоволят бессмертные боги. Мне благоволят! И этот факт делает приблудного чужака абсолютно легитимным правителем даже для тех, кто еще недавно в этом сомневался. Воля богов, выраженная в воинской удаче, здесь куда важнее, чем какие-то там наследственные права. Силен — значит, достоин властвовать. Этот постулат дожил до конца Римской цивилизации, породив вечную чехарду военных переворотов.

А вот у меня оптимизма существенно меньше. В строю осталось сто двадцать человек из двухсот, а у врага воинов больше раз в пять. Я ведь поднялся на стену и вижу, что творится у них в лагере. Да, до него очень далеко, но блеск бронзовых доспехов не спутать ни с чем. Вожди собрались в кучку и обсуждают что-то, оживленно жестикулируя. Или это они морды друг другу бьют? Не вижу отсюда. В любом случае, ничего хорошего нас не ждет. Их намного больше, и они нас заперли на вершине горы. Еду мы можем растянуть на пару месяцев, а вот воды у нас хватит недели на три. А потом всё, мы начнем умирать от жажды. Они больше не полезут в ловушку. Вождям пиратов, если они не полные идиоты, нужно просто подождать. Я спустился вниз и начал разглядывать связанных пленных, которых Абарис притащил сюда. Все четверо ранены, трое в руку, один в голову камнем. Они очумело смотрят по сторонам, бледные как полотно.Они не ждут ничего хорошего, ведь пленных у нас обычно используют для жертвы богам.

— Господин, царица прислала меня, чтобы я помогла вам умыться!

Рядом со мной стояла рабыня с кувшином, немолодая тетка, которую Креуса привезла с собой из Трои. Я рассеянно кивнул и начал отмывать засохшую грязь, пот и кровь, что покрыла коркой мое лицо. Розовые струи стекали на землю, а я фыркал, довольный, ощущая долгожданную прохладу. Вскоре вода стала прозрачной, и лишь под ногтями остались следы запекшейся крови, но их пока не смыть.

— Ты! — я ткнул рукой в крайнего из пленных, движением брови отпустив служанку. Я выбрал его, потому что он сидел наособицу от остальных троих. — Кто такой и кому ты служишь?

— Царю Инаху служу, — испуганно зыркнул на меня мужик лет тридцати, перевитый сухими жилами. Выдубленная солнцем шкура, казалось, никогда не знала одежды, а его своеобразный говор натолкнул меня на интересную мысль.

— Из пеласгов будешь? — спросил я.

— Да, господин, — кивнул тот с обреченным видом. — С Крита мы пришли.

— Сколько за стеной воинов из вашего народа? — задал я вопрос, не особенно надеясь на ответ. О цифрах этот персонаж знал примерно столько же, сколько я о царе Инахе. То есть совсем ничего.

— Десять кораблей, — ответил тот, не уточняя размер этих самых кораблей.

— А не тот ли это царь Инах, — спросил я, — что гроза всех купцов в Великом