Ай да Пушкин, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

крошечной гадюкой, которую вроде бы никогда не встретишь, но все же…

— Что он тут еще… То же мне магистр…

Вино, особенно его любимое Рейнское, обманчиво легкое, игристое, придавало все больше и больше уверенности. С опьянением страх не уходил, а скорее прятался в разные закоулки, готовясь вернуться и давить с новой силой, когда наступить тяжелое похмелье. Однако пока де Барант был невероятно смел, и на словах позволял себе такое, о чем в трезвом рассудке боялся даже подумать.

— … Я посол великой Франции, за мной вся королевская армия, — он внушительно поднял указательный палец вверх, горделиво приосанился. — Весь королевский флот… Да, я только одно слово скажу Его Величеству, и этот…

Что за слово посол должен был сказать не понятно. Ведь, короля Луи-Филиппа Перового де Барант, честно говоря, видел всего лишь один раз, когда получал от него посольские регалии. Да и тогда, король лишь мазнул по нему скучающим взглядом.

— … Пусть только попробует на меня еще раз повысить голос, я… я…

Еще раз прикладываясь к бутылке, осоловевший посол не услышал легкий скрип двери, не заметил появившейся в гостиной темной фигуры.

— Я его самолично спущу с лестницы… Да, да, именно так, — эта мысль показалась ему настолько смешной, что он запрокинул голову и захохотал. — Ха-ха-х…

* * *

Петербург, бывший дворец князя Волконского, резиденция французского посла в Российской империи барона Проспера де Барант

По-прежнему, оставаясь незамеченным, незваный гость неторопливо прошел вдоль стены и совершенно невозмутимо сел в глубокое кресло в самом углу, где на него не падало ни единого лучика света.

— … Да, спущу с лестницы. Ха-ха, — барон де Барант все еще хохотал, видимо во всех красках представляя себе в голове эту картину. — И пусть убирается обратно в свой чертов Лондон. Да, сначала спущу его с лестницы, а потом именно так и скажу…

Слушая эти пьяные бредни де Баранта, гость угрюмо кривился. Оскорбления его мало трогали, он их просто пропускал мимо себя. Приводило в настоящее бешенство другое — невыполненное дело.

— А еще скажу… — барон вытащил уже третью бутылку, и, явно, не собирался и ею ограничиваться. — Кто ты такой? Я королевский посол, а ты какой-то…

Гость скрипнул зубами. Похоже, пришло время напомнить о том, кто он такой.

— Да я…

Барон с шумным бульканьем отхлебнул еще вина, не замечая возникшей за его спиной высокой фигуры и занесенной над ним трости.

— А-а! — де Барант вскрикнул от боли, когда тяжелая трость обрушилась на его плечо. — А-а…

Сильный удар не только «отсушил» руку, но заставил его опуститься на колени.

— Кто посмел… — барон попробовал было возмутиться, но тут же сник. Подняв взгляд, сразу же все понял. — Брат-магистр?

Гость, поигрывая в руках тростью, навис над ним. Холодный взгляд не предвещал ничего хорошего, заставляя барон съеживаться и делать жалкие попытки отползти.

— Похоже, забыл, кто я такой, — нехорошо усмехнулся гость. — Я Роберт Рэдклиф, граф Сассекский. Но ты ведь прекрасно знаешь это, и говорил совсем про другое…

Де Барант засучил конечностями, как поросенок, приготовленный на закланье. От былой вальяжности, наглости не осталось и следа. Совсем жалкое зрелище. Скажи, и начнет сапоги целовать.

— Я магистр, один из двенадцати магистров Генерального капитула ордена «Розы и креста», но ты ведь, брат-рыцарь, и об этом прекрасно осведомлен.

При этих словах Рэдклифа причудливая рукоять трости, выполненная в виде весьма реалистичной головы коршуна, коснулась сломанного плеча барон, заставляя его заскулить от боли.

— Тебе было поручено разобраться с отступником, с этим жалким рифмоплетом. Что в этом сложного? Сначала ты не смог организовать дуэль. Ты не мог найти никого лучше этого неудачника барона Геккерена? Что может быть проще для бывшего офицера? Подожди-ка, ведь Дантес в Пруссии служил в Кавалергардском полку, известном весьма сильной мужской дружбой. Неужели ты, паскуда, опять этим самым местом думал, когда искал нужного мне человека?

Де Барант заскулил еще сильнее. Помогая себе здоровой рукой и ногами, живо отполз к огромному письменному столу и забился под него. Похмелье из его головы давно уже выбило, и сейчас его все больше и больше охватывал самый настоящий животный страх.

— Я все исправлю, все исправлю, — лепетал он из под стола, боясь даже высунуться. — Дантес больше не сможет стреляться. У него все загноилось… Я найду нового человек, надуй людей… Они все сделают…

— Замолчи! — топнул ногой магистр. — Я так понял, у императора тебе тоже показали на дверь.

Тихое жалобное скуление, донесшееся в ответ, стало ему ответом:

— Его же отправили в ссылку-у…

— Что толку от этой ссылки, — презрительно сплюнул магистр. — Отступника нужно было наказать, показательно наказать, чтобы больше никто даже помыслить не мог ослушаться нашей воли. Ты должен был добиться того, чтобы Пушкина отлучили от дворца, погнали со всех мест и домов. Кредиторы должны были кусать его, как дикие псы. Нужно было отобрать у него все до самого последнего пени. Тогда бы он приполз обратно и стал вымаливать свое прощение… Никто не смеет предавать орден «Розы и креста», а посмевший никогда не уйдет от расплаты.

Рэдклиф верил в эти слова с неистовой силой неофита, только что вступившего в орден и всей душой уверовавшего в его миссию. И причин сомневаться в силе и влиянии ордена у него не было.

Орден «Розы и креста» — не просто один из множества масонских орденов, разбросанных странам старой Европы и Северо-Американских штатов, и соперничающих между собой за влияние. Он был наследников того самого ордена Тамплиеров, который могуществом и богатством соперничал с императорами и королями Старого Света, султанами и шахами Азии. Более четырех веков храмовники сменяли неугодных правителей, организовывали войны, Крестовые походы, пока не стали жертвой заговора европейских монархов и, разгромленные, канули в Лету. Однако их несметное богатство, связи не стало добычей победителей, не исчезло вместе с ними в тайниках, а досталось наследнику.

Вот уже неполных две сотни лет орден «Розы и креста» осторожно, кропотливо продолжает дело храмовников. Не повторяя ошибки предшественников, магистры предпочитают держаться в тени, не привлекать к себе излишнего внимания, дергая за ниточки в нужный момент. Настоящие пауки, осторожные, умеющие ждать, они медленно распространяли свою власть по миру. Золотом, шантажом, угрозами и соблазнами в ряды ордена вербовались правители и их жены, высшие иерархи церквей, влиятельные военные, крупные промышленники,