Люди - Роберт Дж. Сойер

– Я скажу тебе, – проговорила она, – но не сейчас.

– Тогда давай уйдём отсюда, – сказал Понтер. Они с Мэри двинулись к лестнице. По дороге вниз им встретился уборщик в синем комбинезоне, шагающий вверх через две ступеньки, и Мэри показалось, что сердце сейчас выпрыгнет у неё из груди. Но нет, нет, то был Франко – она его знала довольно хорошо, и Франко был итальянцем. С карими глазами.

– О, профессор Воган! – сказал он. – Я думал, вы уехали на весь год!

– Так и есть, – ответила Мэри, пытаясь совладать с голосом. – Просто заехала в гости.

– Ну, тогда всего хорошего, – сказал Франко и прошёл мимо.

Мэри выдохнула и продолжила спуск. Она вышла из здания; Понтер следовал за ней по пятам. Они пошли к машине Мэри, но в этот раз она сделала большой крюк, чтобы не идти мимо сходящихся стен, у которых произошло нападение. Наконец, они добрались до парковки.

Сели в машину. Внутри было жарко, как в аду. Обычно летом Мэри оставляла стёкла самую малость приспущенными – а на дворе всё ещё было лето, осень официально начнётся только 21 сентября, – но в этот раз забыла, слишком много всего всколыхнулось у неё в голове от возвращения в Торонто.

Понтер моментально вспотел – он терпеть не мог жару. Мэри завела машину. Она нажала кнопку опускания стёкол и включила кондиционер на полную мощность. Через минуту он начал изрыгать холодный воздух.

Так они и сидели в машине, стоящей на парковке с включённым двигателем, пока Понтер не спросил:

– Итак?

Мэри снова подняла стёкла, боясь, что их услышит ктонибудь, проходя мимо.

– Ты знаешь, что меня изнасиловали, – сказала она.

Понтер кивнул и легонько коснулся её руки.

– Я не сообщила о преступлении, – сказала Мэри.

– Без компаньонов и архивов алиби, – сказал Понтер, – в этом не было особого смысла. Ты говорила, что в вашем мире многие преступления остаются нераскрытыми.

– Да, но… – У Мэри перехватило горло, и она замолчала, пытаясь совладать с чувствами. – Но я не подумала о последствиях. На этой неделе в кампусе снова кого-то изнасиловали. Возле Фаркуарсон-билдинг – того здания, где мы были.

Глаза Понтера расширились:

– И ты считаешь, что это был тот же самый?

– Невозможно сказать с уверенностью, но…

Она не договорила, но Понтер определённо понял её мысль. Если бы она сообщила об изнасиловании, возможно, преступника схватили бы прежде, чем он надругался бы над кем-то ещё.

– Ты не могла предвидеть, что всё обернётся таким образом, – сказал Понтер.

– Очень даже могла, – резко ответила Мэри.

– Ты знаешь, кто вторая жертва?

– Нет. Нет, об этом не сообщают. А что?

– Ты должна освободиться от этого бремени – а это возможно лишь путём прощения.

Мэри почувствовала, как напряглась её спина.

– Я бы не смогла смотреть ей в глаза, – сказала она. – После того, чему я позволила случиться…

– То была не твоя вина.

– Я собиралась сделать то, что должна была. За этим я и приехала сюда, в кампус. Я хотела передать улики в полицию.

– Они были в пропавших контейнерах?

Мэри кивнула. В машине к этому времени уже стало совсем холодно, но она не выключала кондиционер. Она должна страдать, она это заслужила.

Не дождавшись от Мэри продолжения, Понтер сказал:

– Если ты не можешь попросить прощения у других жертв, тогда ты должна простить саму себя.

Мэри немного подумала над этим, а потом, ни слова не говоря, переключилась на заднюю передачу и начала выезжать с парковочного места.

– Куда мы едем? – спросил Понтер. – К тебе домой?

– Не совсем, – сказала Мэри, разворачивая машину и направляя её к выезду с парковки.

* * *

Мэри вошла в деревянную исповедальню, встала коленями на специальную подушечку и перекрестилась. Маленькое окошко в стене, отделяющее её от священника, открылось, и она увидела профиль отца Калдикотта, вырисовывающийся на фоне деревянных планок.

– Простите меня, отче, – сказала Мэри, – ибо я согрешила.

У Калдикотта был лёгкий ирландский акцент, хоть он и прожил в Канаде уже сорок лет.

– Как давно ты последний раз исповедалась, дочь моя?

– В январе. Восемь месяцев назад.

– Расскажи мне о твоём прегрешении. – Его тон остался нейтральным, не содержал ни упрёка, ни осуждения.

Мэри открыла рот, но слова не шли. Через некоторое время священник подбодрил её:

– Дитя моё?..

Мэри сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– Я… Меня изнасиловали.

Некоторое время Калдикотт молчал, по-видимому раздумывая о том, как повести дальнейший разговор.

– Ты сказала «изнасиловали». На тебя напали?

– Да, отче.

– И ты не давала согласия?

– Нет, отче.

– Тогда, дочь моя, на тебе нет греха.

Мэри почувствовала, как что-то сжимается у неё в груди.

– Я знаю, отче. Не в этом мой грех.

– Ах, – сказал Калдикотт, словно ему всё стало ясно. – Ты… ты забеременела? Ты сделала аборт, дочь моя?

– Нет. Нет, я не забеременела.

Калдикотт подождал, не продолжит ли Мэри говорить, но она молчала, и он заговорил сам:

– Это случилось благодаря противозачаточному средству? Наверное, в подобных обстоятельствах…

Мэри действительно принимала таблетки, но с этим она примирилась давным-давно. И всё-таки ей не хотелось лгать священнику, так что она очень осторожно подбирала слова.

– Это не тот грех, в котором я хочу исповедаться, – тихо произнесла она. Потом снова вздохнула, собираясь с силами. – Мой грех в том, что я не сообщила о преступлении в полицию.

Мэри услышала, как скрипнула под Калдикоттом скамья.

– Господь знает о нём, – сказал он. – И Господь покарает того, кто сделал это с тобой.

Мэри закрыла глаза:

– Насильник напал снова. По крайней мере, я подозреваю, что это был тот же самый человек.

– О, – сказал Калдикотт.

«О? – подумала Мэри. – „О“, и всё? Неужели это и всё, что он может…»

Но отец Калдикотт продолжал:

– Ты сожалеешь о том, что не заявила в полицию?

Этот вопрос был, вероятно, неизбежен; раскаяние было частью пути к отпущению. И всё же голос Мэри дрогнул, когда она ответила:

– Да.

– Почему ты не заявила, дочь моя?

Мэри задумалась. Она могла бы сказать, что просто была слишком занята – и это была бы почти правда. Изнасилование произошло вечером накануне отъезда в Садбери. Но она приняла решение до того, как Рубен Монтего ей позвонил в поисках специалиста по неандертальской ДНК.

– Я была напугана, – сказала она. – Я… рассталась с мужем. Я боялась того, что они со мной сделают, что будут говорить про меня, про мои моральные устои, если дело дойдёт до суда.

– Однако кто-то другой пострадал из-за твоего… твоего бездействия.

Слова священника напомнили ей о лекции по искусственному интеллекту, которую