Юрий Корчевский - Заградотряд времени

«Сидоров» назвал ему московский номер. Сержант позвонил по своей линии связи.

— Можайское районное управление НКВД, сержант Холодин. Тут такое дело: самолет у нас приземлился, а в нем три человека — без документов и с оружием.

Он выслушал ответ, закурил, сплюнул:

— Принесло вас на мою голову.

Больше нас не трогали.

Часа через два щелкнул замок, дверь распахнулась. На пороге стоял тот самый военный без знаков различия, который провожал меня на аэродроме в Москве.

— Николай, здравствуй, с прибытием тебя! — Он пожал «Сидорову» руку.

— А ты как здесь оказался, взводный? Ты же оттуда сам добираться должен был!

— Спасибо товарищу «Сидорову», он настоял.

— Да как же вы в одной кабинке-то? Тесно ведь!

— В тесноте да не в обиде.

Военный покачал головой, махнул рукой и — улыбнулся.

Потом повернулся к сержанту Холодину:

— Забираю всех троих — это мои люди. И груз тоже. Надеюсь, вы не успели сунуть туда свой нос? И оружие верните!

Сержант НКВД стоял перед военным по стойке «смирно», «пожирая» его глазами. Интересно, какое у москвича звание и кто он вообще такой?

Военный вместе с «Сидоровым» уселись в «эмку», мы с пилотом — во вторую машину, и маленькая кавалькада тронулась. В машине было тепло, мягко покачивало, и я уснул.

Проснулся от толчка — машина стояла перед воротами. Мы снова въехали в тот самый двор, где я уже побывал однажды. На стене — ни вывески, ни указателей. Что за учреждение такое? Однако у главного входа прохаживался милиционер в форме. Ну, меня милицейской формой не обманешь — не более чем маскировка. Был я уже внутри этого здания однажды — милицией там и не пахло.

Ворота раскрылись, и машины заехали внутрь.

Пилот тут же ушел, а я стоял и глупо озирался. Что делать? Документов нет, и главное, я не знал, на каком я положении здесь и волен ли уйти?

Подошел лейтенант:

— Сержант, оружие верни — казенное.

Я без сожаления отдал автомат.

— Иди за мной.

В это время из первой машины неловко вылез «товарищ Сидоров». Рукой махнул мне:

— Подойди, сержант.

Я подошел.

— Спасибо, дружище, что добрался до наших, документы и меня вывез. Чего тебе в свой взвод возвращаться? Ты парень сообразительный, шустрый. Тебя бы подучить немного — хороший разведчик бы получился. Хочешь в разведку?

— Я и так в ней служу.

«Сидоров» досадливо поморщился:

— Нет, я не о полковой или дивизионной разведке говорю. «Языка» в плен взять тоже, конечно, суметь надо, но это — тактика. Я же тебе более серьезное дело предлагаю.

— Так документы мои у старшины остались, во взводе.

— Плюнь на них. Мы тебе сами документы выправим и в дивизию сообщим, чтобы тебя дезертиром не считали.

— Подумать можно?

— Можно — часа два. Вот пусть лейтенант тебя немного просветит о нашей службе.

Лейтенант кивнул, и мы зашли в здание.

Предполагая продолжение разговора, я и не знал, что снова увижу «товарища Сидорова» не скоро. Встретиться с ним мне доведется только через год.

Лейтенант завел меня в небольшую комнатенку, нечто вроде бытовки.

— Чаю хочешь?

— Да я и поел бы чего-нибудь. То взаперти держат, то — самолет, то — тыл немецкий… А по-человечески поесть нигде не дают.

— Сейчас.

Лейтенант ушел, а когда вернулся, поставил на стол тарелку с вареной картошкой, полбуханки белого хлеба и — диво дивное! — изрядный кусок полукопченой колбасы, источавшей восхитительнейший аромат. Я не выдержал — схватил ее и понюхал. Как же давно я не ел такую колбасу! От чесночно-мясного духа чуть слюной не поперхнулся.

— Да ты ешь, сержант, я сейчас чайку подогрею.

Лейтенант поставил на электроплитку большой эмалированный зеленый чайник.

Я жадно накинулся на еду, набил полный рот картошкой с колбасой. Вкуснятина! Съел все подчистую, до последней крошки.

Лейтенант удивился:

— Здоров же ты есть.

— Как ем, так и воюю. А если серьезно, так я не только поесть от души не прочь, но и голод стерплю, коль нужда такая приключится. За разведчиками полевая кухня не ездит! Ты о деле рассказывай!

И рассказал мне лейтенант, что еще в июле создана Особая группа НКВД под командованием Павла Судоплатова, а при ней — особая мотострелковая бригада, цель которой — разведывательно-диверсионная деятельность в глубоком немецком тылу.

Лейтенант был немногословен, но я сразу понял, о чем речь. Претило только, что это структура НКВД — к этой организации отношение у меня было свое, но ведь я собирался уничтожать врага, а не охранять заключенных. Какие задания мне придется выполнять и будут ли они связаны только с разведкой в тылу, как говорит лейтенант — кто знает? НКВД занимался и карательными акциями… Как говорится, и хочется, и колется…

Насколько я помню, после раздела НКВД в 1943 году на несколько структур из этой организации образуется СМЕРШ.

Выбор у меня оставался — я мог вернуться в свой взвод. Только одно останавливало — в училище я изучал военную историю и помнил о Спас-Деменском котле, в котором немцы убили или взяли в плен многосоттысячную часть нашей армии, по разным оценкам, от 300 до 500 тысяч. И угодить в плен мне совсем не хотелось.

— Хорошо, я согласен.

— Вот это правильно! Давай по пятьдесят капель.

— А начальство учует если?

— Нет у тебя пока начальства. Ты уже не в армии, но еще и не в ОМСБОНе.

Лейтенант достал из стола бутылку водки и разлил ее по стаканам.

— Ну, давай за твою новую службу!

Выпили, крякнули. А неплохая водка в НКВД — не то что на фронте.

Лейтенант ушел, а вернувшись, пригласил:

— Идем со мной.

В другом кабинете, больше похожем на канцелярию, я написал автобиографию и заполнил еще несколько бланков.

— Ну вот, теперь в казарму. Будем ждать, когда Судоплатов приказ на тебя подпишет. А пока документов на тебя нет, никуда не выходи. Пропуск и увольнительная, только когда в штат зачислен будешь, да и то — выход в город здесь не приветствуется. Держи продовольственные талоны — в столовой питаться, она на первом этаже второго корпуса. Пойдем, я тебе все покажу.

Лейтенант показал мне вход в столовую, завел в казарму. Зал большой, у входа — дневальный.

— Командир здесь?

— Так точно.

— Вызови командира, курсант.

Дневальный крикнул на всю казарму:

— Рота, смирно! Командира роты — на выход!

Одна из дверей сбоку помещения открылась, подошел ротный.

— Новый курсант, Петр Колесников, — представил меня лейтенант. — Пока документы оформляются, к занятиям не допускать.

Ротный кивнул.

— С прибытием, товарищ курсант! Дневальный, покажи свободную койку новичку.

— Слушаюсь.

Лейтенант ушел. Второй, свободный дневальный подвел меня к застеленной койке на втором ярусе. Не любил я спать на втором — в училище таким макаром четыре года провел, но выбора не было.

В казарме было пусто, и я откровенно скучал, слоняясь по казарме и бытовке, но к вечеру сразу ввалилась толпа курсантов в военной форме, и все без знаков различия. И что у них тут за мода такая? Секретность секретностью, но ведь курсанты в город не выпускаются, так зачем огород городить?

— О, у меня сосед появился! Давай знакомиться, меня Виктором звать.

Парень стянул с себя гимнастерку, аккуратно сложил ее на табурете рядом с койкой и протянул мне руку.

— Петр, — представился я в ответ.

Рука у Виктора была сильной, рукопожатие крепкое.

— Давно у нас?

— Только прибыл.

— Откуда? Можешь не отвечать, если секрет.

— Не секрет — с передовой, командиром взвода разведки был.

— Ух ты, здорово! А мне повоевать еще не пришлось. Что, и живого немца видел?

Я улыбнулся такой непосредственности:

— Не только видел, сам «языка» брал и не раз.

— И как они?

— В каком смысле как? Люди как люди, только форма другая.

Виктор удивился:

— Они же фашисты!

— У них что, рога должны быть? Воюют умело, в технике и вооружении недостатка нет.

— Ничего, подтянутся наши войска из тыла — Сибири, Дальнего Востока, сразу отбросим их к границе, а там и дальше погоним. Еще надаем им по мордасам!

Спорить я не стал, зная, что надаем по мордасам и не только, но будет это через долгих четыре года. Чего с Виктора взять? Парень молодой, боевого опыта нет, пороху не нюхал, да и мозги, похоже, идеологией большевистской заморочены до предела.

Уверенность в победе — непременное условие для воина, но без фанатизма. Видел я уже на фронте таких. Я был уверен: мастерство бойца заключается не в том, чтобы с гранатами под танк вражеский броситься и самому погибнуть, а в том, чтобы к этому танку умело подобраться, уничтожить его, а самому остаться в живых и продолжить бой.

Поужинали мы в столовой. Меню хоть и не отличалось щедростью и разносолами, а все же было сытнее, чем на передовой. Таких бы харчей ребятам в траншеи, а то бывали дни, когда и ржаных сухарей вволю не видели. Интересно, почему в школе НКВД питание лучше? Потому что здесь дыхание войны не так остро чувствуется или нормы питания в НКВД выше?