Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

– Доказательств нет, – соглашался Андрей, – никаких, только мое слово.

– Я вам верю, – отмахивалась Алла, – но это же вопрос юридический.

Так и топтались на месте, а время шло.

В начале февраля Алла вдруг позвонила, и неожиданно Андрей услышал:

– Все проблемы решились. Что же вы сразу не сказали, что за вашей просьбой такие люди стоят!

– Какие люди? – не понял Андрей.

– Влиятельные! – рассмеялась Алла. – Будем печатать вашего Коэна.

Это Рафика работа, подумал Андрей. И ошибся.

* * *

Рафик позвонил десятого февраля и назначил встречу на том же месте. Встретились опять вечером, за окном мело, снег летел почти горизонтально в свете ярких цветных фонарей, народу в кафе на этот раз было немного. Сели за тот же столик, заказали кофе, и Рафик сообщил, что Ковалевых включили в список.

– Какой список?

– Ну, я же говорил вам, перед каждой встречей формируется список, начинается торг. Это ничего не гарантирует, но шанс есть. А с рукописью у вас как?

– Приняли в издательство.

– В какое?

– В «Сфинкс». А вы не знаете разве? – прищурился Андрей.

– Теперь знаю, – улыбнулся Рафик и вдруг заторопился.

Примерно через месяц он снова позвонил. Снова встретились в том же кафе, уже как-то рутинно, сели за тот же столик. Рафик был какой-то напряженный, без своей обычной улыбки. Пока несли кофе, Андрей болтал о какой-то ерунде, нервничал – напряжение Рафика передалось. И тут Рафик выдал:

– Андрей, вам нужно ехать в Уппсалу.

– Куда? – изумился Андрей.

– В Уппсалу. Напишите декану письмо, что вам нужно по работе в шведский Институт расовой биологии.

– Куда?! – еще больше изумился Андрей. – Что мне, историку, там делать?

Про это учреждение он был наслышан и про его сомнительную репутацию тоже знал.

– Придумайте что-нибудь. Нужно, чтобы кто-то был в Швеции, когда их туда привезут. Кто-то, кому они доверяют.

– Кто доверяет?

– Да ваши родственники.

– Вы Ковалевых имеете в виду?

– И Ковалевых тоже, – раздраженно сказал Рафик.

И Андрей понял, что инкогнито автора «Прогулок» раскрыто.

– Ехать нужно будет паромом.

– Почему не лететь?

– Так нужно. Как только откроется навигация – это конец апреля, скорее всего. Может быть, начало мая. В университете вас отпустят на недельку, билеты принесут, с визой тоже проблем не будет.

– То есть у вас все под контролем? – Андрей ощутил странное раздражение, будто Рафик не его просьбу выполнял, хотя и странным способом.

– Вот именно что под контролем, только не у меня, – сказал Рафик и внимательно посмотрел на Адрея своими черными, слегка на выкате печальными глазами. – Не у меня, к сожалению.

– И я смогу помочь… мои родственникам?

– Для того и едете, – сказал Рафик, отводя взгляд и тщательно размешивая сахар в принесенном кофе.

Глава 22

Рано утром пятнадцатого мая Андрей вышел из такси у входа в Морской вокзал неподалеку от здания Горного института, повесил на плечо сумку и покатил свой чемодан к пирсу. Тут, в устье Невы, швартовались небольшие пассажирские суда, более крупные вставали у стенки ниже по течению, в морском порту, но двухпалубный пароход Aallotar, по-русски «Русалка», осадку имел небольшую. К нему-то Андрей и катил свой чемодан. Пароход этот был построен в Дании сразу после войны, куплен финской пароходной компанией, ходил между Хельсинки и английским Гуллем, потом его поставили на регулярный маршрут Петербург – Хельсинки – Стокгольм – Лондон. Хельсинки был город нейтральный, но Финляндия скорее склонялась к Демблоку, Стокгольм – тоже нейтральный, но Швеция скорее оглядывалась на Германию. Линия была популярна: ею пользовались дипломаты и бизнесмены, которые могли позволить себе не спешить, – не только русские, но и финны со шведами, изредка и англичане. Из Питера в сторону Лондона первым классом плыли немногие – десять-двенадцать пассажиров за рейс. В обратную сторону почему-то всегда больше – человек тридцать. Кают первого класса на пароходе было с полсотни, и еще почти тридцать – третьего класса; эти обычно были полны: ездили в них в основном рабочие-строители.

Поднявшись до середины трапа, Андрей остановился и оглянулся через плечо. Нева, особенно широкая в этом месте, уходила вдаль плавным изгибом, слева блестел на солнце купол Оптиной пустыни, белело вдали здание Академии художеств, взлетал над рекой Благовещенский мост… У Андрея вдруг перехватило горло, чемодан показался очень тяжелым, захотелось вернуться домой, не ехать никуда. Но он взял себя в руки, вспомнил Ирину, вспомнил Сашино лицо, когда тот передавал ему рукопись, вспомнил, как Катя весело цитировала Чехова… Нет, нужно ехать. Я просто обязан ехать.

К нему уже спешили помощник и стюард. Стюард подхватил чемодан. Минутная слабость осталась позади. Помощник проводил Андрея в каюту, стюард внес чемодан.

– Через двадцать минут отходим, а еще через сорок буду ждать вас в кают-компании, стюард вас проводит, – улыбался помощник.

Каюта Андрею понравилась своей старомодностью: начищенные бронзовые иллюминаторы, полированное дерево, зеленый то ли плюш, то ли бархат обивки, кровать с бортиками, занавески с кистями… Что-то было в этой каюте от того купе, в котором его, почти трехлетнего, везли из Констанца в Марсель на пути в Россию: то купе он помнил цепкой детской памятью, в основном осязанием – помнил, как трогал указательным пальцем волнистую твердость медной шляпки обойного гвоздика в мягкой пыльной глубине бархатной обивки. Сел на кровать, провел пальцем по обивке – точно, вот она, шляпка. Помнил и легкий запах угольной пыли, повел носом – точно, и тут такой же. «Паровоз-пароход, круговая композиция», – почему-то подумал Андрей. На душе было тревожно, появилось предчувствие: что-то, что начиналось сорок лет назад, кажется, скоро должно было закончится. Надеюсь, что не жизнь, грустно подумал Андрей.

Зашумела машина, пароход дал гудок, слегка закачало – и тут же раздался стук в дверь: пришел стюард, повел по узкому коридору, покрытому толстым ковром, в салон первого класса.

– Ваш столик номер семь, – стюард показал рукой.

Столик в углу, на четверых, за столиком спиной к нему – молодая дама. Андрей подошел, взялся за стул напротив, глянул… Блондинка, красивая, высокие скулы, приятная улыбка.

– Позволите? – спросил Андрей.

– Конечно, – улыбнулась дама и протянула узкую прямую руку, – я Хельга.

– Андрей, – сказал Андрей.

Такие лица ему всегда нравились, чем-то на Веру-маленькую похожа, про себя он называл этот тип архангельским: очень светлые тонкие волосы, почти никакой косметики, только губы ярко накрашены, красивая шея с ниткой жемчуга, широко открытые ярко-голубые глаза, глядящие на него снизу вверх с симпатией и интересом. «Похожа на Таню», – мелькнуло в голове: была такая Таня на втором курсе бакалавриата, он был в нее слегка влюблен, да и она в него, кажется, тоже, только не вышло ничего. Потом появилась Вера. Потом Вера погибла… Да,