Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов

управления. Это нерв, без которого каждый член воинства действует сам по себе и на свое усмотрение. Если бы это зависело от меня, то я бы вообще укладывал параллельно два кабеля, на случай разрыва или умышленного повреждения.

— А это насос… — спросил Лазарев.

Лев перевернул лист.

Там был как раз он.

Пояснил.

И пошел дальше.

Перевернул лист и показал план перестройки форта Иргиз.

— Здесь есть вода, что очень важно. Поэтому я бы в этом месте организовал первый важный оборонительный узел. Не блокгауз караульного типа, а полноценный большой форт. В котором разместить казармы, склады, ремонтные мастерские и госпиталь.

— А почему не поставить простой редут? — поинтересовался император.

— Чтобы можно было оборонять его минимальными силами. Видите? Тут все строится на четырех фортах. Кирпичных. Крепких. Высоких. Между ними двойная нитка куртины из самана. Перед ними широкий и глубокий ров, который предваряет гласис, затрудняющий обстрел стен настильным огнем. На каждом форте я предлагаю ставить по четыре 24-фунтовые пушки, чтобы они могли и перед куртиной работать, продольным огнем, и между ними. Сразу пробивая средней картечью весь пролет до противоположного форта. Ворота в этих местах. Из-за чего всем входящим и выходящим нужно пройти между куртинами весь пролет. Таким образом, большое укрепление можно удерживать в шестнадцать пушек и полторы сотни человек.

— Если только у противника нет осадной артиллерии, — возразил Чернышев.

— В теории англичане ее могут, конечно, им поставить, но пока ее нет. Но даже если она появится, — граф постучал пальцем по схеме среза профиля укрепления, — нам поможет гласис. Кроме того, я очень сомневаюсь, что вместе с осадными пушками они передадут и подходящую обслугу.

— Но это возможно.

— Возможно. — кивнул граф. — Неприступных укреплений не бывает. Я же попытался выбрать тот вариант, который бы позволял противостоять текущему уровню противника минимальными затратами.

— А нападения на железную дорогу? — спросил Чернышев. — Ведь совершенно очевидно — туземцы будут пытаться делать вылазки с целью повредить ее полотно.

— Воздушные шары, телеграф и оперативный маневр драгунами будет давать фундаментальное преимущество в противодействии этому. С самих же блокгаузов, — граф перевернул несколько страниц назад, — будет наблюдаться округа в радиусе двадцати пяти верст. Видите эти скелетные башенки сверху для наблюдателя.

Чернышев хотел еще, но император его остановил и произнес:

— А дальше?

— Выход к форту Раим в устье Сырдарье по тому же сценарию.

— И все?

— Прокладка железной дороги до форта Раим и его перестройка позволит купировать почти все набеги неприятеля. И перенести боевые действия на его территорию. Останется третий шляхт, но он маленький и второстепенный.

— Я другое хотел спросить. Как вы видите дальнейшее развитие событий?

— Выход железной дорогой к устью Сырдарьи позволяет создать там речной флот и оперировать уже им. Действуя как по Сырдарье, так и по Амударье и Аралу. По сути, это, — постучал Лев на карте по форту Раим, — ключ к замирению региона или его покорению. Тут как Вашему императорскому величеству будет угодно.

— И каковы сроки?

— Два-три года на прокладку одной железнодорожной колеи от Самары до Орска и переобучение с перевооружением драгунских полков. Найти верблюдов в таком количестве и научить людей на них ездить будет не так-то и просто. Год — рывок к Иргизу. Год обустройства там. Еще столько же на рывок к Раим и обустройство там. Итого на круг шесть-семь лет. Может, восемь, если будут накладки.

— Не слишком ли быстрыми получаются рывки?

— Никак нет. Можно даже ускорить, если железную дорогу укладывать по схеме времянки. Нагрузка-то слабенькая. А потом в спокойном режиме уже переделывать, формируя нормальный параллельный путь, например, в две колеи. В принципе, если от Самары тянуть именно что времянку, которая будет пропускать один-два состава в неделю, то можно и за пять лет управиться.

Все переглянулись.

— Дельно, — констатировал Перовский Василий Алексеевич.

Это был тот самый генерал, который с 1833 по 1842 был Оренбургским военным губернатором и командиром Отдельного оренбургского корпуса. Он отличился в свое время тем, что успешно подавил башкирское восстание 1834–1835 годов и провел неудачный поход в Хиву в 1839–1840 годах.

Неудачный, да.

Но такой… Поражение это не являлось разгромом, и хан Хивы по итогам даже издал фирман, запрещавший брать русских в плен или покупать их. Чтобы смягчить набеги. Но помогло это мало и в оригинальной истории, и тут… особенно тут…

— Вы думаете? — с явным неудовольствием спросил военный министр, покосившись на Перовского.

— Да. Я готов взяться за реализацию этого плана. Лев Николаевич, у вас мысли изложены только так? В виде эскизов?

— Никак нет. Вот, — он указал на толстую папку на столе. — Там расписано подробно…

И тут прогремел взрыв.

Где-то вдали.

— Что это? — напрягся император.

Толстой же подошел к окну и скривился. Столб дыма поднимался оттуда, где он снял квартиру себе в доходном доме…

[1] Первое применение воздушного шара для разведки имело место в 1794 году во Франции.

[2] 100 саженей это 213 м, 46 верст это 50 км.

[3] 5–10 сажень это примерно 10–20 м.

[4] Здесь Лев Николаевич решил применить типичный для США XIX и XX века воздушный насос. Многолопастная крыльчатка относительно небольшого диаметра, которая разворачивается, как флюгер против ветра. Вращаясь, она через шестеренчатый редуктор, сильно понижающий обороты, приводила в движение кривошипный механизм, качавший вверх-вниз длинную тягу, уходившую вниз и приводивший простейшую помпу.

Часть 3

Глава 1 // Tres

Я чувствую, что в тебе еще осталось добро!

Йода

Глава 1

1850, января, 21. Санкт-Петербург

Николай Павлович стоял в домовой церкви и молился.

Честно.

Искренне.

Испытывая ужасные душевные терзания.

Тогда, во время взрыва, Лев Николаевич не выказал никаких эмоций, совершенно равнодушно отреагировав. Казалось, это его вообще не тронуло. Просто потом, чуть позже, во время приватного разговора, снова попросил дать ему отпуск. И император не смог найти в себе силы отказать. Четвертое покушение — это за пределами добра и зла, особенно после подрыва Фридриха-Вильгельма с семьей.

Отпустил.

С обетом небольшим, но отпустил.

И сейчас испытывал самое что ни на есть жуткое и неловкое чувство. Как тогда на Сенатской площади. Видит Бог, он не хотел всего этого… не хотел… но…

Сзади послышались