Александра. Большая игра. - Олег Ростов

взвар. Спустя, примерно, по оценке Елены часа два, в кабинет зашла Дарёна. Они поздоровались. Дарёна сняла халат. Вымыла в рукомойнике руки. Села рядом с Еленой.

— Дарён, что с Маркусом?

— Сейчас спит. Я ему наркоз дала, эфир. Влила ему ещё сонного отвара. Ожог очень сильный. Хотя площадь поражения не большая, но очень глубокая. Чуть ли не насквозь руку прожгло. Я много видела ожогов, но такой первый раз. Скажи, Матушка-Царевна, чем он обжёгся? Просто огнём? Не похоже. Рана была бы шире и не такая глубокая, если только ему не специально пытались прожечь плоть. Мне пришлось удалять ему обгоревшее мясо. Чистить. Я даже не знаю, что будет. Я намазала ему мазью против ожога. Промыла там всё специальным отваром. Но боюсь, может огневица сесть. Тогда придётся руку ему по локоть отсекать.

— Дарёна, если есть возможность, сохрани ему руку. А если не будет выбора, тогда ампутируешь, хорошо?

— Хорошо. Но чем он так обжёгся?

— Я пока не знаю. Сарай, где он химичил, сгорел. Когда мне можно будет с ним поговорить? Я должна знать, что за гадость он нахимичил.

— Я думаю, что до завтра он не проснётся.

— Ладно.

Работать Елене уже не хотелось. Почему-то ей было очень жаль этого несносного алхимика. Вышла из госпиталя. Её ждал муж Василий и с ним ещё десяток латников на конях.

— Вась, домой поехали. Не хочу я сегодня работать.

— Давно пора. Ты кто, Елена? Ты Царевна. А Царевны не работают. — Сказал назидательно Василий Вяземский. — Тем более, дитя носишь.

— Правда? — Елена почему-то обозлилась. Почему, сама не поняла. Наверное, это раздражение на Маркуса у неё прорвалось. Она упёрла руки в боки. — А Саша, чем воевать будет? А русское войско, чем воевать будет? Мечами да саблями?

— Ну а что? Воевали же до этого.

— Конечно, воевали. И как воевали? Может осман разгромили хоть раз? Или имперцев? А у литвин с ляхами много городов на воевали? Про Смоленск мне не говори. Там даже штурма не было. Можно сказать, на шару город взяли.

— На какую шару, Елена? — Удивился Василий.

— На обыкновенную. На халявную. Только не надо рассчитывать, что все города так брать будете. Сейчас у Москвы самая лучшая артиллерия.

— Ну вот. Самая лучшая, сама сказала, чего тогда жилы рвать?

— А то. Вася ты чего совсем уже что ли? Это сейчас лучшая. Да в Европах тоже не дураки сидят. Скоро такую же сделают. А мы не можем допустить, чтобы в артиллерии и вообще в оружии латиняне сравнялись с нами. Надо на перёд думать. Жить не прошлыми войнами, а будущими. А для этого работать надо, не покладая рук. А не баклуши бить, лёжа на печи. Извини, но у нас нет волшебной щуки, чтобы всё за нас делала.

— Это ты про что, Елена? Про Емельку-дурачка?

— И про него тоже.

— Ладно, Лен, не сердись. Поехали домой. — Василий подошёл к жене. Взял её за руку. Отвёл к стоявшей возле госпиталя карете и посадил туда.

Вечером Великий Князь вызвал к себе Вяземского, Фёдора Мстиславович. Стал задавать вопросы, что случилось в мастерских Елены? Как такое могло случиться? И всё ли хорошо? Нет ли большого ущерба?

— Слава богу, большого ущерба нет, Великий Государь. Сгорел только сарай немца Маркуса, чтоб его. Сам он в Госпиталь попал к Дарёне. Елена сказала сильно он обжёгся. Как бы ему руку не отняли. Погорела. Вот и весь ущерб.

— Ладно, если так. Аккуратней быть надо, внимательней. Боярин, тебе Александра пишет?

— Пишет, Великий Отец. Пишет. Ковно взяла. Анну Радзивил разгромила и в полон взяла вместе с детьми. Сказала ей выкуп внести за себя мильЁн золотом и мильЁн за обоих княжичей. Господи, это какие-же огромные деньжищи⁈

Великий Князь захохотал.

— Ай да Саша. Ай да Королева. Откуда же Анна такие деньги возьмёт? Мне она тоже об этом написала.

— Так, Великий Отец, где Анна будет деньги брать, это её печаль. Радзивиллы шибко богатые, пусть платят.

— Всё-таки надо с ней поговорить. Не гоже таких высокородных вельмож обдирать до исподнего. Что о ней подумают?

— Ты поговори, Государь, поговори. Только думаю, Ляксандре то, глубоко наплевать, что о ней будут в Европах говорить. Зато, прежде, чем идти воевать её, хорошо подумают, хватит ли у них злата с серебром, чтобы на свободе оказаться, а не становится конюхами в конюшнях Корпуса или мыть полы в казармах кадетов.

— Когда же она навоюется? — С какой-то грустью спросил Великий Князь.

— То, Государь, одному Богу известно. Но писала, что не долго осталось. Что ей поспешать нужно.

— Да, Фёдор Мстиславович, поспешать ей нужно…

Елена приехала на следующий день, ближе к обеду, в госпиталь. Прошла сразу к Дарёнке. Она какому-то служивому руку вправляла.

— Руку пока не нагружай. — Говорила она Государеву человеку. Наложила тугую повязку. — Связки у тебя… Жилы растянуты. Через седмицу придёшь ко мне, я посмотрю.

— Хорошо, Дарёна Яромировна.

Когда он ушёл, Дарёна подсела к Елене.

— Ну как там Маркус? — Спросила Царевна у главного врачевателя.

— Проснулся уже. Даю ему отвар, который понижает боль.

— Поговорить могу с ним?

— Можешь, Царевна. Пойдём.

Обе женщины прошли к палатам. В одной из них лежал Маркус. Елена увидела у него страдальческое лицо. Круги под глазами. Сам он был бледный.

— Ну здравствуй, Маркус. — Поздоровалась Елена.

— Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество.

— Маркус, я бы хотела знать, что у тебя там произошло? И прошу тебя, не надо придумывать что-то. Расскажи мне всё честно и без утайки. Ты понимаешь меня? Обещаю, что тебе за это ничего не будет. Тем более, ты и так пострадал. Ещё неизвестно, останешься ты с целой рукой или тебе её отнимут.

— Как отнимут, Ваше Высочество? — Маркус испугался.

— А так. Если пойдёт гангрена, то придется тебе её ампутировать. Мне Дарёна сказала. До локтя всё отрежут, чтобы ты остался живым.

Он перевёл взгляд на Дарёну.

— Это правда?

— Правда, Маркус. — Кивнула женщина. — Посмотрим, как дальше будет развиваться твоя болезнь.

— Давай, Маркус, рассказывай. — Вновь напомнила Елена.

— Я хотел добыть золото.

— Не поняла? Из свинца что ли? Мы уже об этом с тобой говорили, Маркус. Ещё в самом начале.