Японская война 1904. Книга 4 - Антон Дмитриевич Емельянов

Время… Все упиралось в него, и именно его у нас не было.

Главная армия, несмотря на готовность японцев отступать, каким-то чудом умудрилась застрять еще в начале Ляодунского полуострова. И тот же Линевич был готов дать нам буквально пару недель, но потом ждал 2-й Сибирский на направлении главного удара.

* * *

Фельдфебель Тюрин лежал и смотрел, как правее них идет в атаку 18-я рота 1-го Сибирского корпуса. Они были знакомы с поручиком Сапиным и фельдфебелем Грузовым, и те хорошо подготовились. Сползали на разведку, передали артиллерии самые точные координаты японских укреплений, закупились пуховиками, касками и гранатами… И вот после часовой подготовки две сотни человек, разбившись на небольшие группы, короткими перебежками рванули вперед.

Тюрин сжал кулаки: это тоже его идея. В госпитале он успел пообщаться с теми, кто видел, как работает 2-й Сибирский, и когда обида на их успехи немного улеглась, он же и предложил опробовать их тактику. И вот 18-я рота уже совсем близко. Враг установил перед позициями два ряда колючей проволоки, но в каждом взводе есть солдаты, которые тащат бревна. Они помогут придавить и перебраться через ограждение, причем не в одном месте, где их могли бы накрыть артиллерией, а по всей линии фронта.

— Ну, давайте же! — сжал кулаки Тюрин.

До колючей проволоки оставалась всего пара метров, когда под ногами бегущих впереди всех Сапина и Грузова что-то взорвалось. Мины! Организованная сила, которая еще мгновение назад знала, что и как будет делать, разом потерялась… Сейчас кто-то закричит «назад», и они и вовсе собьются в толпу. А японцы как раз начали высовываться из окопов, готовясь вести огонь по подставившемуся врагу.

— Господин фельдфебель, — ефрейтор Глыбов тоже все видел. — Может, поможем?

Помочь? Такое простое и понятное слово. Вот только нет у них приказа, и тогда, даже если все пройдет идеально, если они и спасут 18-ю роту и японскую позицию возьмут, именно ведь с него, Тюрина, спросят, а зачем он полез вперед. Зачем подставил своих солдат.

— Ваше благородие, — фельдфебель Тюрин не смог себя побороть и просто подполз поближе к командиру роты, поручику Красову. — Может, поможем?

Поручик молчал. Тюрин сначала подумал, что того накрыло от страха, такое иногда бывает с молодыми офицерами. Протянул руку, хотел было предложить свою флягу с купленным еще в госпитале коньяком, но Красов неожиданно уронил голову и сполз в сторону… На груди у него расплывалось красное пятно. Случайная пуля, которая нашла свою цель почти за две тысячи метров от чужих позиций. Тоже бывает…

— Господин фельдфебель! — Глыбов все заметил и заволновался. — Что будем делать?

И в этот момент Тюрин осознал, что если японцы сейчас решат пойти вперед, то они не выдержат. Не то, что с атакой не справятся, а свои собственные позиции потеряют. Подставят соседей, весь корпус, армию… Все как всегда: одни приносят Родине славу, а другие позор. И от последней мысли стало так обидно, что фельдфебель не выдержал и, приказав себе не думать о будущем, вскочил на ноги.

— Ура! В атаку, братцы! — заорал он. — Поможем своим!

— Поможем своим! — в два раза громче заорал Глыбов, словно прогоняя из себя все страхи и сомнения.

— Ура! — подхватил кто-то рядом уже без всякого заднего смысла.

— Ура!!! — полетело на сотни метров во все стороны, когда их рота пошла вперед.

18-я, услышав их клич, догадалась залечь, а они за считанные минуты добежали до японских позиций. Часть бревен для колючей проволоки полетела на землю перед ней, подрывая мины и расчищая дорогу. Точек прорыва в итоге получилось всего две, и японцы успели подтянуть к одной из них пулемет, но его накрыли гранатами. Рядовой Сытин, который, казалось, ничего не умеет кроме как жаловаться, рванул вперед и поразил его точным броском почти на 20 метров.

Японские винтовки, впрочем, и без пулемета устроили у них над головами целое море из пуль.

— Вперед! Вперед! — было очень страшно поднимать голову, даже на пару сантиметров, но Тюрин знал, если поддаться страху, если остановиться, то тут их и возьмут.

Рывок. На земле осталось не меньше десяти человек, но остальные подобрались на дистанцию броска.

— Не жалеем! — снова крикнул Тюрин, и все оставшиеся у них гранаты полетели вперед.

Весь японский окоп окутало дымом, и пока враги не успели отступить, их рота рванула вниз с штыками наперевес и уже в ближнем бою поставила точку. Вышло неожиданно непросто. Слишком узким, слишком неправильным был окоп, словно специально, чтобы неудобно было работать штыком, но… Время сориентироваться у них было, и они справились.

Враг был уничтожен, враг не успел отступить, рядом так же прорвалась и 18-я рота. Тоже без офицеров, и фельдфебель Тюрин понимал, что теперь именно ему нужно принимать решение, что же делать дальше. Он пополз вперед, чтобы осмотреться и выяснить, что же творится у японцев в тылу и…

Там не было тыла. За первой линией окопов шла вторая, третья… И это были не времянки, а такие же залитые сталью и бетоном монументальные укрепления, как и те, что они только взяли. И сидящие там японцы уже готовились встречать их. Получается, они победили, но… Это ничего не меняло.

Враг был готов продолжать и уже подтягивал артиллерию, чтобы наказать две дерзкие роты. В другом месте, в другое время… Если бы вперед пошли и другие части, если бы их прорыв поддержали свои пушки, все это имело бы смысл. Но барон Штакельберг на сегодня планировал только одну небольшую пробную атаку. И все.

Наверное, с точки зрения всей войны, всей армии он поступал и правильно. Но вот для их двух рот — очень обидно. Фельдфебель Тюрин сполз назад в окоп, а потом, пока у них еще было время, скомандовал отступление. Они еще победят, обязательно победят… Просто не сегодня.

* * *

Три дня до выступления.

При этом половина нестроевых частей с охранением из казаков Врангеля и Буденного уже как неделю у Ляодуна. Готовятся, потому что армия — это только на десять процентов бравый вид и свистящие пули, а на девяносто — ожидание и тяжелый труд, чтобы, когда дело дойдет до той самой десятки, именно мы смогли выжить и победить.

— Газеты, ваше превосходительство! — ко мне в комнату, наплевав на все приличия, ворвался Лосьев, потрясая стопкой помятых