Лев Портной - Хроники похождений

Вишенка показала мне маленький люк, сделанный в полу.

— Не стесняйся, я отвернусь. А потом последую твоему примеру. Только вот что, Серж, не стоит смотреть через этот люк на землю!

Ее слова показались мне странными. Конечно, будь мы на земле, мне б и в голову не пришло высматривать что-либо через отверстие в отхожем месте. Но мы были в небе! И что еще я мог увидеть сквозь эту дырку, как не землю, взгляд на которую с такой высоты приводил меня в восторг? Я не послушался и, открыв люк, глянул вниз. В то же мгновение у меня затряслись поджилки, ноги сделались ватными, я упал на колени, желудок скрутило и меня вырвало прямо в отверстие.

— Господи! Серж! Бедный ты мой! Я же говорила, не смотри вниз! — закричала Вишенка.

Я долго приходил в себя. Моя аэронавтесса что-то объясняла мне про вестибулярный аппарат, но я так и не понял, почему, когда смотришь на леса и поля через бортик гондолы, приходишь в восторг, а когда видишь ту же землю внизу прямо под ногами, начинаешь блевать.

В общем, все мои первые впечатления испортила эта история с люком. Я валялся на дне гондолы, живот крутило, мрачные мысли вернулись ко мне. Я мучительно скорбел о Половецком и ругал себя и Аннет за то, что мы ввязались в эту историю.

Ближе к вечеру Вишенка извлекла из баула подзорную трубу. Она долго изучала окрестности внизу, выбирая укромное местечко для остановки на ночь. Она и мне предложила полюбоваться на землю через увеличительный прибор. Но я отказался. После случая с люком не хотелось смотреть вниз ни через какие отверстия. Вишенка смеялась надо мною и продолжала рассматривать землю через трубу. Ее поиски увенчались успехом, и с наступлением сумерек мы опустились на маленькую поляну в сосновом бору. Когда я обрел твердую почву под ногами, мне стало легче. А после ужина у меня пробудился интерес к тому, каково держать в объятиях женщину, которая из-за цвета кожи сливается с ночью?!

В последующие дни я соблюдал правила пользования отхожим местом и радость полета в открытом небе целиком вернулась. Мы не могли удержаться от плотских утех, отчего по три раза на дню сбивались с курса, и после каждой любовной схватки приходилось выдворяться то из воздушного пространства Пруссии, то из неба Курляндии. Помимо Малгожаты и Вишенки в лице моей подружки я познал еще и Марго с Жанетой. Причем знакомство с Жанетой началось с того, что она влепила мне пощечину за то, что по ходу интимной баталии я назвал ее Марго, поскольку не подозревал, что оседлавшая меня Марго по какой-то одной ей известной географической примете превратилась в Жанету.

— Послушай, Жанета, — спросил я, — а нет ли у тебя в запасе какого-нибудь имени, действительного на всей территории Траумлэнда?

— Конечно, нет! — женщина покрутила пальцем у виска. — Называть себя на одной и той же территории разными именами — преступление, за которое полагается год тюрьмы.

Добавлю, что все эти Малгожата, Вишенка, Марго и Жанета в ходе любовных атак и отступлений превращались то в Элайс Стоун, то в Гретхен Майер — в зависимости от того, какую границу — прусскую или курляндскую — мы нарушали.

Однажды мы чуть не разбились о скалу, когда неуправляемый монгольфьер понесло над Раухенбергом, но это происшествие не остудило наш пыл.

— Уф! — только и воскликнул я, когда полуобнаженная Жанета кое-как выправила курс и «Бобик» пролетел в опасной близости от горы с пыхтящими гейзерами. — А я-то обрадовался, что сделаю надпись на склоне «И я тоже был здесь!»

— Упаси тебя боже от этого! — расхохоталась эльфийка.

— А что тут смешного? — удивился я.

— А ты не знаешь? — спросила она.

— Нет.

— По ту сторону Зюденфлюс находится каторга.

Я только крякнул в ответ.

— Бежать с нее невозможно, попросту сваришься в Зюденфлюс, — добавила Жанета.

Что ж, граф, выходит так, что горним миром земля только сверху и выглядит. А при ближайшем рассмотрении сущий ад царит внизу. Мне стало грустно.

— Давай сделаем этот мир чуточку прекраснее, — сказал я и заключил Жанету в объятия.

И опомнились мы лишь на четвертые сутки. Да и то не без помощи моих давних приятелей.

— Послушай, Серж, — позвала Жанета, наблюдавшая за кем-то внизу через подзорную трубу. — Тебе лучше взглянуть на это.

— Нет уж, уволь, — отмахнулся я.

За все время полета я так и не прикоснулся к увеличительному прибору.

— Как знаешь. Но боюсь, что я вижу твоих закадычных друзей. Тех самых, которые так не хотели с тобой расставаться…

— Где?! — вскрикнул я.

Я вырвал из рук Жанеты подзорную трубу и посмотрел через нее вниз, но никого не увидел. Перед глазами прыгали то зеленые круги, когда в поле зрения попадал какой-нибудь луг или лес, то светло-коричневые пятна невозделанной земли, то темно-коричневые — пахотных участков.

— Я никого не вижу.

— Как же не видишь?! — воскликнула Жанета. — Вон там внизу две коляски.

Я опустил подзорную трубу.

— Ну да, так я вижу эти коляски, но в трубу никак не могу их найти.

— Ты прицелься получше.

Я направил подзорную трубу на экипажи, прищурил левый глаз и приложил правый к окуляру. И даже вздрогнул от неожиданности, потому что столкнулся лицом к лицу с Мировичем. Василий Яковлевич ехал в коляске, запряженной парой лошадей. Желваки на лице старика перекатывались от нервного напряжения, отчего зеленые пятна от гематомы играли на солнце. Василий Яковлевич через подзорную трубу смотрел прямо на нас. Я погрозил ему кулаком. Мирович скривил губы в ответ, затем наклонился вперед и что-то сказал ямщику, указав вверх на монгольфьер. Мужичонка кивнул и несколько раз стегнул лошадей.

Следом за ними катилась еще одна коляска. В ней ехали велетень и некусаный. Вид у них был невеселый. Время от времени они поглядывали в нашу сторону. Опухше-обгоревшего с ними не было. Видимо, беднягу оставили в Меербурге.

— Послушай, — повернулся я к Жанете, — а нельзя ли сбросить им на головы что-нибудь тяжелое?

Мадемуазель пожала плечами.

— У нас нет ничего.

— Рольмопсъ твою щуку! Надо было во время ночных остановок набрать с земли булыжников! — воскликнул я.

— Хорошие мысли не всегда приходят вовремя, — ответила Жанета.

Я с тоской посмотрел на неопалимое полено. Мадемуазель перехватила мой взгляд.

— Даже не думай! — с угрозой в голосе произнесла она.

— А может, сбросить на них печурку?

— Глупо, — ответила Жанета. — Что без печурки, что без неопалимого полена мы не полетим. Брякнемся оземь, и они тебя схватят. И к тому же я вообще не собираюсь разбирать на части монгольфьер, чтобы бомбить твоих преследователей. Калечить моего «Бобика»! Такого пункта в нашем контракте не было!

— Конечно-конечно, — кивнул я.

— И между прочим, в нашем контракте не было ни слова о том, что за нами кто-то будет гоняться по всему Траумлэнду! Ты просто просил доставить тебя в Траумштадт!

— Послушай, я не виноват, что они засекли меня в тот момент, когда я покидал Меербург. Я вовсе не собирался втягивать тебя в какие-либо неприятности. И смею заверить, что тебе ничего не грозит. Их интересую только я.

— Да ладно, не рассусоливай! — оборвала меня Жанета. — Когда ты напросился лететь на «Бобике», я догадывалась, что ты не на свидание торопишься.

— Ну ты просто прелесть! — воскликнул я и поцеловал ее. — Хотя и ошибаешься. Как раз на свидание я и тороплюсь.

— На свидание с кем? — удивилась Жанета.

— С невестой, — признался я, проклиная себя за длинный язык.

— Ну-у, здорово, — повела бровью эльфийка. — Я конечно же и не думала стать твоей невестой… Но просто любопытно, а я-то для тебя — что такое?

— Ты? — переспросил я.

— Я.

Жанета смотрела мне прямо в глаза. Заварил же я куртъ-бульонъ![63] Дернуло же меня упомянуть про Аннет! Если бы я не брякнул про невесту, у Жанеты и мысли бы не возникло о продолжении наших отношений. А тут, нате вам, задел какие-то чувства у гордой аэронавтессы!

— А ты амискюль[64] от Главного Повара, — выдал я.

— Что? — вскинула брови женщина.

Слава Главному Повару, она не знала значения этого слова.

— Ты божественный подарок, — объяснил я.

— Угу, — ее голос сделался злым. — А может, мне сбросить тебя на головы твоим закадычным друзьям? Вот это будет подарок.

— Жанета, я не хотел причинять тебе боль…

Она отвернулась. Я следил за моими преследователями, ругал себя за невоздержанность и соображал, как бы помириться с женщиной, а самое главное, сподвигнуть ее на какие-то действия. Как-то не улыбалась мне перспектива висеть над головой Мировича и наблюдать с высоты птичьего полета, как этот отвратительный старикашка доберется до Аннет.

— Я постараюсь оторваться от них, — послышался голос Жанеты. — Хотя без попутного ветра это будет нелегко.