Физрук: на своей волне 4 - Валерий Александрович Гуров

узком коридоре, которая пытается найти дырку в стене, но натыкается на сплошной кирпич.

— Э-э-э… — повторил он почти жалобно.

— Согласен, удовольствие сомнительное, — я чуть наклонил голову, словно искренне пытался его понять. — Чисто по-человечески, я бы и сам предпочёл паяльник. Он, по крайней мере, компактный… Четыре, — напомнил я.

Эффект был мгновенным. Урка дёрнулся, начал шарить взглядом по кухне, пытаясь найти что-нибудь тяжёлое, острое, длинное, хоть что-то, что можно схватить.

Но кухня была знакома мне лучше, чем ему. Все потенциальные предметы защиты лежали вне его досягаемости. И, что важнее, даже если бы он что-то нашёл… времени у него не осталось.

— Не рекомендую даже пытаться, — предупредил я— Я ведь тебе гуманно нос не ломал, помнишь? Берёг, чтобы ты мог дышать, когда будешь сидеть на раскалённом круге. Со сломанной перегородкой дышать трудно, а там — сам понимаешь, лишний кислород не повредит… Я ведь за чужие чувства переживаю.

Я снова ему подмигнул.

— Пять. Ну вот и вышло время…

Я шагнул вперёд, ухватил его за грудки и потащил к плите.

— Не, брат, не надо! — завопил Тигран. — Не губи! Я тебе всё отдам! Все бабки! Сейчас же! Только не надо плиту! Не надо, слышь, мужик, давай по-нормальному!

Вот и отлично. Разговор, наконец, перешёл в конструктивное русло.

Я по-прежнему держал Тиграна за грудки, так, чтобы он мог пошевелиться и достать то, что мне было нужно.

— Доставай бабки, — процедил я.

Тигран полез за пазуху. Пальцы у него ходили ходуном. Наконец он извлёк небольшую, но плотную пачку, обёрнутую в знакомые мне страницы — те самые, что были вырваны из книги. Страницы были вырваны из «Преступления и наказания».

Иронично, конечно: вор прячет украденные деньги в вырванные листы Достоевского. Раньше такие книги руками трогать боялись, а этот урод рвёт классику, будто газетку, в которую завернули семечки.

Я оттолкнул Тиграна на стул. Взял деньги и демонстративно пересчитал. Он следил за движениями моих пальцев, не произнося ни звука. Когда я убедился, что в пачке вся сумма, убрал деньги в карман пижамы, пригладил ткань ладонью и только после этого снова посмотрел на него.

— Короче, дружок, один вопрос закрыт. Но у нас, как ты понимаешь, не только этот вопрос на повестке.

— Ка… какие вопросы? — затряс он головой. — Я не прав был, брат… не знал, что ты такой… ну… такой чёткий… — он наконец нашёл слово.

Я не стал уточнять, что именно означает «чёткий» в его понимании, и уж тем более не стал обсуждать его попытку свести всё к «братаствам». У таких, как он, все «братья», пока не подворачивается момент кинуть своего названного родственника.

Я взял стул, стоявший у стены, поставил напротив него, сел и внимательно посмотрел на урку.

— Вот я на тебя смотрю, Тигран, и понимаю, что ты поступил как последняя падла, — заговорил я. — Ты полез на дочь своего друга. На девчонку, которая доверилась тебе. Вот знаешь, если бы я был её отцом… — я чуть наклонился вперёд. — … и при этом твоим другом, то, скорее всего, тебя бы уже не было. И поверь, я даже не задумывался бы.

Тигран виновато опустил глаза. Но я видел, что это была лишь дешёвая актёрская игра. Попытка вызвать жалость и сыграть роль «ошибшегося мужчины». Он не чувствовал вины. В этом я был уверен на все сто. Нет, единственное, что он чувствовал — страх. И я собирался этим страхом воспользоваться.

— Так вот, — продолжил я. — Помнишь, я говорил, что у меня для тебя только плохие новости?

— Говорил… — буркнул Тигран, вытирая рукавом кровь под носом.

— Ну вот, — я кивнул. — А теперь я подумал и понял, что если человек за свой гнилой базар не отвечает, то его надо научить отвечать. Согласен?

Тигран нахмурился.

— Ты о чём? Где я за базар не ответил?

— Где?.. — я усмехнулся. — Я тебе сказал девчонке не подходить. Сказал?

Он промолчал. Тут действительно нечего было возразить. Слова были сказаны, предупреждение было дано, а он решил сыграть в непонимашку.

— Так что, — продолжил я, — теперь я за твой косяк у тебя и спрошу. Намёк улавливаешь?

По лицу Тиграна было видно, что улавливает он всё, и очень даже быстро. Щёки у него дёрнулись, взгляд метнулся к двери, потом к окну. Так-то классическая реакция загнанного крысёныша, который понимает, что из ловушки выхода нет.

— Итак, объясняю по пунктам…

И я обрисовал ему первый вариант — тот, который любой вменяемый человек на его месте выбрал бы. Другой вопрос, что вменяемый человек не попал бы в такую ситуацию.

— Ты сейчас поднимаешь свою задницу, идёшь в ближайший участок и пишешь явку с повинной, — пояснил я. — Чистосердечное признание: «я такой-то, такой-то, совершил вот это, вот это и вот это».

Тигран побледнел и сглотнул так, что чуть не поперхнулся. С лица окончательно сползла наглость и блатной хмель. Остался обычный перепуганный зэк с рецидивом, который знает, что такое этап и что такое строгий режим.

— Это… это первый вариант? — спросил он сипло, будто надеялся услышать, что это шутка.

— Первый, — подтвердил я. — У тебя есть возражения?

Он покачал головой — механически, как будто тело ответило само.

— Но, — сказал я, — я обещал два варианта.

Глаза урки вспыхнули слабой надеждой.

— А какой второй вариант? — прошептал он.

— Второй вариант тебе тоже не понравится, — сказал я, ломая эту надежду пополам, как сухую ветку. — Причём, если первый можно назвать «честным»… то второй — воспитательным. Но прежде чем я расскажу тебе второй вариант, подумай очень хорошо. Потому что, когда я его озвучу, назад дороги уже не будет.

Я замолчал, наблюдая за тем, как в нём растёт паника.

— По второму варианту я прогоню маляву по зонам.

Тигран вздрогнул и нахмурился. Он явно не ожидал услышать такое от меня и сперва даже не понял, к чему я клоню.

— В маляве, — уточнил я, — я аккуратно обозначу, какой грешок за тобой числится. И думаю, что папа девчонки… — я сделал паузу, — найдёт, как с тебя спросить за косяк.

До Тиграна дошло. Он резко дёрнулся, к нему стремительно вернулось былое раздражение.

— Слышишь, — прошипел он, — чего ты меня на понт берёшь? Кто ты такой вообще, чтобы такие темы задвигать⁈

Но я не собирался вступать с ним в перепалку. Меня не было тридцать лет. Это правда. Но память у меня работала неплохо. И я отлично помнил ребят, которые получили свои пожизненные ещё тогда и теперь чалятся на строгаче. А пожизненники — народ крепкий, не дохнут быстро. И авторитет там у