Товарищи ученые - Петр Алмазный

class="p1">Я открыл… и передо мной предстал Костя Федоров.

Жизнь научила меня если не удивляться, то не выдавать удивления.

— Привет, — сказал я.

— Взаимно, — был ответ дополненный рукопожатием.

— Что, — молвил Константин, — картина Ренина? «Не ждали»?

— Ну почему, — ответил я, — Александр ждет…

— Тогда поговорим конкретно, — он обозначил улыбку.

Конкретный разговор начался с того, что я уточнил:

— Так вы оба — бойцы невидимого фронта?

— И не только мы, — произнес Фрэнк, откупоривая пиво. — Система! Но остального знать не обязательно.

— Думаю, даже не нужно, — усмехнулся Костя, присаживаясь.

Я смекнул, конечно, что эти двое не просто по-умному нацелили нас на поиск. Они преследовали и другие цели. И сказал об этом.

Парни переглянулись. Конечно, я заметил, что в паре Федоров был старшим.

— Согласен, — подтвердил он. — Вы задачу выполнили хорошо. Я бы даже сказал, отлично. Подтвердили необходимые качества.

— И вы хотите мне предложить…

— Уже не хотим. Хотеть поздно. Считайте себя принадлежащим к нашей корпорации.

Костя произнес это вполне доброжелательно, но с таким стальным стержнем, в котором сомневаться не приходится.

И я, разумеется не стал впустую балаболить нечто вроде «без меня меня женили», «предложение, от которого нельзя отказаться»… и тому подобное, сознавая серьезность ситуации. Да я, собственно, и не собирался отказываться.

Я понял, что это и есть моя судьба. То, ради чего меня забросило сюда. Я должен противостоять силам, враждебным моей стране. Меня привело к этому, прямо-таки ткнуло: вот она, твоя задача! Никто, кроме тебя! Работай.

Конечно, они — то есть наши спецслужбы — негласно и жестко проверяли меня. Смотрели, как я поведу себя в ситуации, требующей размышлений и решений. Выплыву — не выплыву. Я выплыл.

И я кивнул.

— Ну вот и отлично, — подытожил Федоров. — Формальности потом, а сейчас к делу. Максим! Ты ведь понял, что дело не закончено?

— Оборвались связи Рыбина?

Парни переглянулись и невольно сделали коротенькую паузу, прежде чем Костя хмуро буркнул:

— Да. Причем ведут они в Куйбышев. Там где-то резидент.

— Кто — неизвестно, — сказал я скорее утвердительно, чем вопросительно.

Федоров в значительной мере утратил наигранную веселость.

— Вот именно, — обронил он.

— Записи какие-то?

— Все перерыли, ничего существенного. В телефонной книжке — только наши номера, общеизвестные. Ничего не дали.

— Все держал в памяти?

— Видимо, да, — вмешался Фрэнк. — Немцы их хорошо учили. Были специальные упражнения для развития памяти. Собственно, и сейчас есть, но теперь это рутина, а тогда только развивалось. Но он и сам, надо сказать, не дурак, — сквозь зубы признал он.

— Только со знаком «минус», — отметил я.

— М-да, — промычал Костя, наливая пиво в стакан.

Они решили распить по бутылочке для легкого расслабона, я отказался.

Костя с заметным удовольствием отпил пол-стакана. И сказал:

— Слушайте, ребята. Ситуация серьезная. Серьезней некуда. Связь Рыбина с резидентом потеряна. Искать его по всему Куйбышеву? Занятие скучноватое, мягко говоря. Вопрос: что делать?

— Ну, погодите, — возразил я, — а голова на что? Вернее три головы — и все научные сотрудники.

— Вот, — оживился Федоров, — вот на то и расчет! Мне Пашутин говорит: вся надежда только на вас, на ученых. Этого типа надо вытащить из ниоткуда, слепить из ничего. Здесь ваши мозги нужны! — и он допил стакан.

— Легко сказать… — протянул я. — И что, совсем никаких зацепок?

— Одна. Жидкая как стул младенца, — замысловато сострил Фрэнк. — Этот шофер… черт, как его фамилия? Забыл.

— Бубнов, — подсказал Костя.

— Точно! Бубнов. Тот самый, кого ты огорошил табуретом, — Фрэнк повернулся ко мне, — он говорил, что несколько раз возил Рыбина в командировку в Куйбышев. Вроде бы чисто деловые поездки, но один раз, говорит, заехали в чисто жилой массив. Пятиэтажки, девятиэтажки… И вот, он говорит, Рыбин попросил притормозить возле одного дома, вошел туда и с полчаса отсутствовал. Может, немного больше. Потом вышел, попросил помочь. Поднялись этаж на седьмой, восьмой, точно не помнит. Там два здоровых чемодана. Взяли вдвоем, отнесли в машину. Привезли сюда, занесли в дом к Рыбину. На этом все.

— Может, врет? — усомнился я.

Сашка пожал плечами:

— Может, и врет. Хотя какой смысл? Чемоданы при обыске действительно обнаружили. Но там какое-то житейское барахло, и больше ничего.

— А что, когда сюда въезжали, не проверили?

Фрэнк лишь рукой махнул. И в самом деле, Рыбина всякая собака тут знает, а на посту находился старый приятель-вохровец… Теперь концов не найти.

Я задумался. Смысла действительно вроде бы не было. Единственная нитка!.. И та едва живая.

— Слушайте, — спросил я, — а как будем объяснять смерть Рыбина? Шило в мешке ведь не спрячешь!

— Тут судьба идет нам навстречу, — пояснил Федоров. — Когда вы его брали, в соседнем коттедже никого не было. Никто не слышал выстрела.

— А когда у Кондратьева шум подняли?

— Тоже слава богу. Все-таки самая глухая ночь, как-то обошлось. Короче! Кроме нас, то есть участников операции, пока никто не знает о гибели Рыбина. Ну и Кондратьев с дочкой. Но они, естественно, будут молчать. Так что пара дней у нас в запасе есть. Уже решили пустить дезу, что он в командировку срочно уехал.

— А дальше?

— Там много чего можно придумать, — жестко усмехнулся Федоров. — Несчастный случай. Попал в морг местной больницы. Родственники тело забрали. Похоронили. Какова версия?

— Да честно говоря, я бы не очень поверил. Уж очень за уши притянуто.

— И тем не менее. Знаешь, поверил-не поверил, а проверить невозможно.

— А что с Бубновым?

— Ну а что? Придется ехать с ним, проверять, насколько он прав или нет.

Я с сомнением покачал головой:

— Очень ненадежно.

— Другого нет ничего, — с легким раздражением произнес Фрэнк. Похоже, он и сам отлично сознавал, насколько это слабая зацепка. Но на самом деле, никаких других вариантов не предвиделось.

Я тоже это прекрасно понимал. И все же некое сомнение-не сомнение… Так не скажешь, наверное! Скорее, нехорошее предчувствие. Как будто еле уловимый сигнал из будущего — что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Но кто знает!

А Костя неожиданно сказал:

— Слушай, Макс! А ты не хочешь принять в этом