Воронцов. Перезагрузка. Книга 4 - Ник Тарасов

штамповка, но для ручной работы очень даже достойно.

Покрутил ещё в руках, заглянул в горлышко — ровное, без зазубрин. Крикнул, чтоб Митяй принёс воды.

Тот сорвался с места и через минуту вернулся с ковшом воды из колодца. Налили в бутылку, я приложился к горлышку — пить удобно.

— Хорошо вышло, — похвалил я, и лица мужиков просветлели от гордости. — Но закрывать их чем будем?

— А вот об этом мы тоже думали, — сказал Илья. — Можно берестой обвязывать или тряпицей.

— Нет, это не годится, — покачал я головой. — Степан, наделай чопиков, чтоб можно было закрывать, желательно всех одинаковых.

Тот кивнул, что сделает.

— Ну вот и первая партия готова, — я обвёл взглядом собравшихся. — Эти отдельно складывайте, — указал я на маленькие бутылки. — А большие отдадим Игорю Савельевичу, пускай на ярмарке торги устроит.

— Нужно будет придумать рекламу, — добавил я, разливая пиво по кружкам.

— А это как? — заинтересовался Петька, принимая кружку.

— Ну, зазывал с правильными речами, — пояснил я. — Чтобы желающих побольше было и торг пошибче шёл. Надо, чтобы люди поняли, насколько удобны эти бутылки для хранения масла, вина, наливок.

— А можно и назвать как-нибудь затейливо, — предложил Семён. — «Уваровское стекло» или «Егоровы бутылки».

Мужики засмеялись, а я не стал возражать — пусть будет так, если это поможет продажам.

Тут во двор зашла Прасковья. Увидев нашу компанию, она смутилась.

— Ой, Егор Андреевич, простите, вы отдыхаете, — начала она, прижимая руки к груди.

Я отмахнулся, мол, говори. Та, переминаясь с ноги на ногу и поправляя платок, сказала, что Аксинья, её дочь, выздоровела и что жара больше не было.

— Спасибо вам большое, — поклонилась она низко.

Я снова отмахнулся, чувствуя неловкость от благодарностей.

— Ещё пару дней пусть чай липовый пьёт и не переохлаждается, — добавил я. — А лучше ещё денёк-другой постельный режим. Только светлицу проветривай.

Та ещё несколько раз поблагодарила и ушла, а мужики удивлённо на меня смотрели. Я и от них отмахнулся, мол, хоть вы не начинайте. Не любил я этого поклонения, как будто я какой-то колдун или знахарь. Просто знал чуть больше, чем они, благодаря своему происхождению из другого времени.

Мы продолжили разговор, разделяя между собой вяленых лещей и запивая их пивом.

А сам же я задумался над тем, что возле пил, там, где мы в кривошипе на колесе оставляли место под крепление, можно прокинуть вал и сделать токарный станок по дереву.

— Это ж можно будет и те же пробки делать, все одинаковые, и ножки для стульев резные, да для стола, — сказал я, разгораясь энтузиазмом. — Они ж все идеально ровные получатся. Обучить какого-то подростка, чтоб занимался.

— Это как же? — заинтересовался Степан.

— А вот, — я, разделывая очередного вяленого леща, взял прутик и нарисовал на земле примерную схему-чертёж того, что задумал.

Мужики обступили меня, всматриваясь в рисунок. Я объяснял, как можно будет вытачивать детали любой формы — ровные, гладкие, одинаковые.

Петька с Ильёй почесали затылки, переваривая информацию. В их глазах читалось сомнение, смешанное с интересом.

— А что, оно прям вот так будет крутиться и можно будет что-то выточить? — спросил Петька, указывая на часть рисунка, где я изобразил заготовку. — Как это будет, Егор Андреевич?

— А вот для этого, Петька, тебе нужно будет сделать специальный инструмент, — ответил я. — Я потом покажу как. Резец с острым концом, который будет срезать лишнее дерево, пока заготовка крутится.

— А ещё тут же нужно будет повесить камень точильный, — добавил я, развивая идею. — Это ж насколько быстрее можно будет инструмент затачивать.

— Да, видели мы такой в городе, — кивнул Илья. — У кузнеца есть такой, он его ногой крутит, а сам ножи точит — искры летят!

— Вот! — я хлопнул ладонью по столу. — А тут он сам будет крутиться за счёт колеса нашего. Представляете, сколько времени сэкономим на заточке инструментов?

Мужики одобрительно загудели, обсуждая новую идею. Петька уже прикидывал, какой инструмент понадобится, Илья думал о креплении для точильного камня, а Степан — о том, какие изделия можно будет делать на новом станке.

— А ведь и чашки деревянные можно будет делать, — сказал он. — Ровные, красивые. В городе за такие хорошие деньги дают.

— И пряхи, — добавил Захар. — Бабы замучили — сделай да сделай. А так можно будет сразу много и одинаковых.

Я говорил, а сам думал, почему раньше этого не сделал? Ведь идея лежала на поверхности — использовать силу водяного колеса не только для пилорамы, но и для других механизмов.

Митяй, слушая наш разговор, вдруг встрепенулся:

— Егор Андреевич, а можно я буду учиться на этой штуке работать? — спросил он, глядя на меня с надеждой. — Я быстро научусь, вот увидите!

Я посмотрел на него:

— Что ж, Митяй, давай попробуем, — согласился я. — Как сделаем станок, начнём с тобой учиться. Только смотри — дело это ответственное, халтурить нельзя.

— Я не подведу, Егор Андреевич! — воскликнул Митяй, просияв от радости.

Семён, наблюдавший за нашим разговором, усмехнулся в бороду:

— Гляди-ка, Митяй, повезло тебе — мастером станешь. А то всё в подмастерьях бегаешь.

Мальчишка гордо выпрямился, будто уже стал мастером-токарем.

Разговор продолжился, идеи сыпались одна за другой.

Я слушал их, иногда поправляя, иногда дополняя, и чувствовал удовлетворение. Вечер удался на славу — и планы обсудили, и пиво с рыбкой покушали, и новых идей набрались.

Глава 19

Когда солнце уже поднялось, из-за леса показался обоз. Я заметил их приближение, стоя на крыльце с кружкой горячего травяного настоя, который Машка заварила по своему особому рецепту. Вдалеке послышался скрип колёс и ржание лошадей, а затем на дороге, ведущей к Уваровке, показались первые возы, тяжело нагруженные мешками и ящиками.

Обоз возглавлял Игорь Савельевич. Он восседал на первой телеге, держа вожжи крепкими руками. Увидев меня, он привстал и махнул рукой в приветствии.

— Доброго здоровья, Егор Андреевич! — прокричал он, когда телеги приблизились к дому. — Вот, как и договаривались, прибыли в срок!

— И тебе доброго, Игорь Савельевич! — ответил я, спускаясь с крыльца. — Рад видеть. Как дорога?

— Да слава Богу, без приключений, —