Новая реальность - Олеся Шеллина

меня не узнали, и это было так… необыкновенно. Нам нельзя больше встречаться, Петр Михайлов, это неправильно.

– Что же в этом может быть неправильным? – я невольно нахмурился.

– То, что я две ночи думала о вас и совсем не думала о своем женихе! – она прижала руки к заполыхавшим щекам и попыталась проскочить мимо меня. Я же перехватил ее руку, думая, что сейчас вполне подходящий момент, чтобы отвести ее немного дальше в парк и закончить весь этот фарс.

– Филиппа…

– Оставьте меня, прошу вас, – она так сильно рванула руку, что я не сумел ее удержать, а стиснуть сильнее – это оставить на нежной коже синяк. – Оставьте мне хоть немного гордости, – и она, подхватив юбки, убежала. Я же стоял и тер лоб, соображая, что сейчас произошло.

– Ну ничего, в Москве мы во всем разберемся. Там ты не сможешь бегать от меня вечно, – прошептал я, направляясь прямиком в выделенную мне спальню, чтобы перед сном еще раз просмотреть начинающие приобретать вид полноценного договора наброски брачного соглашения.

Свернув на очередной виток спирали, мы с Румянцевым подошли к какой-то лавке, и я уже хотел пройти мимо, но тут меня привлекла арабская вязь на вывеске. Резко развернувшись, я вошел внутрь. На меня обрушилось такое смешение запахов, что я несколько раз чихнул, чем привлек внимание хозяина лавки, маленького с бегающими глазками, чернявого. Именно такими я всегда представлял себе восточных торговцев.

– Господа желают что-то приобрести? Может быть, духи или румяна? – затараторил торговец, но я прервал его, властно подняв руку. Что меня всегда поражало в этих людях – они всегда четко могли распознать, кто действительно правит бал. Торговец практически не смотрел на Румянцева, он обращался ко мне и только ко мне, безошибочно определив, кто из нас главнее.

– Нет, духи меня не интересуют, – я навалился животом на прилавок и заговорщицки громко прошептал: – Я хочу что-нибудь совершенно необычное, из самого сердца сераля. – Я знаю, что у восточных женщин, особенно проживающих в гаремах владык, имеется испокон веку небывалое количество всевозможных приблуд, используя которые они стараются привлечь внимание господина, и хна с сурьмой здесь стояли далеко не на первом месте – это был так, эконом-вариант, для самых бедных. У меня же куча скучающих химиков дома, которым можно дать задание сделать нечто похожее, и куча Лизкиных денег, которые я уже прикидываю, как можно потратить с пользой.

– О, кажется, я знаю, что имеет в виду молодой господин, – хозяин развратно мне подмигнул, за что едва не получил в рожу. Я в последний момент сдержался, чтобы ему не зарядить в нос. – Вот, – хозяин нырнул под прилавок и тут же вынырнул обратно, протягивая мне какую-то мазь в широкогорлом флаконе. Крышка была плотно притерта, а когда я ее открыл, то тут же поморщился из-за резкого запаха, который заглушил даже запах различных духов.

– Что это? – спросил я резко, выпрямляясь и пристально глядя на хозяина.

– Это мазь, которая может удалить волоски с тела гурии, делая ее кожу нежной, как попка младенца, – ответил хозяин и расплылся в сальной улыбке, которая быстро погасла. – Но она почти не пользуется здесь спросом, и это так обидно, особенно когда видишь, сколько времени французы уделяют ублажению плоти.

Депилятор? Серьезно? Нет, я слышал, что наложницы султана не должны были иметь на теле ни волоска, но…

– Покажи, – я указал на его запястье, покрытое густыми черными волосами. Хозяин было дернулся, но я приподнял бровь, демонстративно положив руку на рукоять кинжала. – Покажи, живо.

Мазь легла поверх жестких волос на руке араба. Прошла пара минут, когда он с таким вздохом, словно я потребовал его отдать мне единственную дочь, начал соскребать мазь специальным серебряным скребком. Когда последние следы мази были убраны, мы с Румянцевым с недоверием уставились на абсолютно чистое запястье.

– Это какой-то фокус, государь? – повернулся ко мне Александр Иванович.

– Нет, это не фокус, – я покачал головой. – Беру три флакона. Что еще есть на складе? – сказав последнюю фразу, я не сумел сдержать усмешку. Никогда не думал, что ее можно будет где-то ввернуть.

– Вот, – хозяин протянул мне какой-то брусок. Я взял его, повертел в руках и недоуменно посмотрел на хозяина. – Этим трут кожу, чтобы уменьшить потливость.

Я быстро провел бруском по ладони и поднес к глазам. До меня донесся очень тонкий, невесомый запах, в котором я опознал вербену, а ладонь была как будто я ее намазал антиперспирантом.

– Я слышал, что это один итальянец придумал подобную вещь, – медленно проговорил я, вытаскивая золотой.

– Итальянец не мог придумать то, чем пользовался еще благословенный Сулейман Первый и Хюррем-султан, если только он не украл эти знания, – хозяин аж побагровел от такого несправедливого на его взгляд обвинения.

– Я верю и беру эту штуковину… тоже три, – и я кинул на прилавок золотой, который исчез как бы не быстрее, чем успел коснуться почерневшего от времени дерева.

Мы вышли из лавки, и я снова быстро зашагал по тропинке. Румянцев догнал меня и пошел рядом.

– Я могу узнать, государь, зачем…

– А почему бы и нет? – я покосился на графа. – Елизавета, теперь уже герцогиня Орлеанская, выделила значительную сумму денег, чтобы я построил большую мыловарню, чтобы мыло стало дешево и доступно даже беднякам. Конечно, разное качество мыла будет порождать разные цены, это естественный процесс. Но почему бы наряду с мылом не делать что-то еще? Вот эту мазь, например, – я потряс холщовой сумкой, в которую торговец упаковал мои покупки, которые стоили, конечно, меньше золотого, так что на сумку я мог рассчитывать. – Задать Юдину задачу, рассказать про историю Хюррем, которую до сераля звали Роксолана, и чтобы он обязательно упомянул про то, что своим успехом она была обязана именно вот таким интересным вещицам. Ну и название погромче, что-нибудь типа: «Из глубин сераля в вашу баню», – я не выдержал и хохотнул. – А вообще это благодатная тема. Вот кто знает толк в омовениях, так это османы. Так что и у них есть чему поучиться, потому что, знаешь, Александр Иванович, чего у османов мало?

Он покачал головой, а я, глядя на тропинку, сразу же ответил:

– У них мало болезней, которые принимают вид ужасных жатв. Так что да, я пойду на многое, чтобы научить тому же мой народ, если в итоге это убережет его от беды.

И тут мы вышли к живописному пруду, на берегу которого раскинулась беседка, внешне напоминающая каменный грот. На берегу располагались в произвольном порядке огромные плоские камни, и было так легко представить, что на одном из этих камней, нагретых солнцем, сидит Филиппа, распустив длинные черные волосы, чтобы они быстрее высохли после купания. Мне на глаза попалось какое-то белое пятно. Подойдя поближе, я увидел, что это была раскрытая книга. Значит, мы действительно нашли это место, которое так любила принцесса. Но почему она ушла, оставив тут книгу… Внезапно я вспомнил обстоятельства нашего знакомства – она бежала, потому что была уверена, что за ней кто-то следит.

– Филиппа, – я быстро вошел в грот, но он был пуст. – Филиппа!

Тут, словно в ответ на мой призыв, невдалеке раздался женский крик. Кинув книгу и сумку с купленными восточными диковинками, я бросился в ту сторону. Кто бы знал, какими словами я ругал себя за то, что потерял в арабской лавке драгоценные минуты, потому что в противном случае мог бы быть уже здесь, а не бегать кругами, с ужасом думая, что опоздал.

Раздавшийся совсем близко крик привел меня к очередному пруду, скорее к большой луже, возле которой какой-то хрен пытался повалить на землю отчаянно вырывающуюся Филиппу.

– Отпустите меня! – она махнула в очередной раз рукой, и мужик грязно выругался, невольно отшатнувшись и схватившись за щеку.

– Ах ты, сука… – но этой секундной задержки хватило мне, чтобы одним прыжком оказаться возле