Лики Богов. Часть I. Война с черным драконом - Тара Роси

разных цветов, и платки с лентами, и утварь на любой вкус, и сласти, и украшения. Люд толкался, бранился на проезжающие повозки, звенел набитыми кошельками. Протискиваясь меж спинами, Волот старался не зашибить ненароком какого-нибудь ребёнка или ветхого старика. Шастать по ярмаркам он не любил, казалось, больше всего на свете, но отказать любимой сестре в прогулке по Камулу не мог. Правда, когда он соглашался, речи о ярмарке не шло. Но теперь уж поздно.

Умила же, напротив, увлечённо рассматривала товар, перебирала бусы, поглаживала ткани, выискивала ремесленников и кузнецов. Время от времени советовалась с покорно следовавшим за ней Баровитом. Зорька недолюбливал шумные ярмарки, равно как и Волот, но присутствие Умилы скрашивало всё. Привыкнув к её воинскому убранству, старший дружинник рассматривал омуженку, словно диковинку, — плетёный венец с височными кольцами вместо шлема; коса до пояса; сарафан, при движении подчёркивающий девичьи изгибы; широкий ворот рубахи, приоткрывающий ключицы. В таком наряде Умила казалась хрупкой, беззащитной. Баровит не мог оторвать от неё взор, даже когда кто-то из толпы окликивал его, здоровался, но всё это было где-то там, вдали. Умила вновь обернулась к нему, сжала широкую ладонь и потянула куда-то.

— Смотри, смотри, — тараторила она, — Радмила!

Едва не зашибив молодуху с крынкой молока, Баровит вырвался из толпы. Собираясь высказать Умиле своё недовольство, умолк на полуслове — перед ними стояла девушка в нарядном синем платье, перетянутом расшитым поясом. Самоцветы на венце переливались красными и золотыми искрами, как и изумлённые глаза незнакомки. В руках она держала корзину с хлебами, старательно накрывая их льняным полотенцем.

— Радмила? — раздался за спиной голос Волота.

— Ты решила хлеба прикупить да заодно мужа подыскать? — ухмыльнулся Баровит, разглядывая подругу.

— Вот, а ты на меня бурчал, что я наряжаюсь слишком, — ударив брата по плечу, заметила Умила. — Радмилка, тебя так прямиком под венец можно!

— Да, — пролепетала лучница и тут же осеклась: — нет! Вы помыслить не можете, токмо я на двор родимый ступила, так сразу в свадебную кутерьму угодила. Сестра моя сегодня замуж выходит. Вот столы накрыли, всего вдоволь, а хлеба мало. Вот я здесь… Как же ладно вышло, что вы тут оказались!

— Чего это? — насторожился Баровит.

— Как чего? — хватая Волота за руку, Радмила бросилась к узкой тропке. — Гостями будите! Родичи мои рады вам будут!

— Как же? — возмутилась Умила, пытаясь угнаться за подругой. — Тятьке не скажем даже? Так заволнуется он.

— Да! — рассмеялась лучница. — Трое его витязей в мирном граде пропали, не иначе обидел их кто!

— Не хватится он нас, — согласился Волот.

— К тому же к вечеру воротимся, — подтвердил Баровит и потянул Умилу к ремесленным рядам. — Токмо без подарка на свадьбе негоже.

* * *

На широком дворе развернулось веселье, столы ломились от всевозможных яств, меды* лились по кубкам, музыка не смолкала, как и голоса гостей. За главным столом, в самом центре, сидели жених с невестой. Радима, смущённо опустив взгляд, слушала пожелания присутствующих. Милояр — знатный купец, старше её на десять лет — любовался красотой избранницы. Незамужние подруги шептались в сторонке, рассматривая шитый золотом красный сарафан невесты, оплетённый бисером и жемчугом двурогий кокошник. В той или иной степени каждая завидовала Радиме, и никто бы не смог за это осудить юных дев. Богатый жених, красавец, всего лето назад прибывший в Камул из Кинсая. Милояр торговал оружием, а посему искал по всему Катаю самых умелых мастеров. Одним из лучших был Игорь — отец Радмилы и Радимы, и ещё трёх дочерей и пятилетнего мальчугана. Явившись в дом мастера, Милояр встретил нежнейшее, как ему показалось, творение Богов, удивительной красоты младу. Он был готов скупить все луки и стрелы Игоря, отстроить себе терем в Камуле, да что угодно, лишь бы как можно чаще видеться с дочерью умельца. Пламенные признания, дорогие подарки, тайные и не очень встречи — сердце шестнадцатилетней девушки дрогнуло, и вот теперь Радима заливалась румянцем от сотни обращённых к ней взоров. Милояра же ничто не могло отвлечь от супруги, ни красноречивые гости, ни музыканты. Он нежно поглаживал её руку, размышляя о грядущем.

Опустившись на скамью*, Радмила пыталась отдышаться — все свадебные плачи* пропеты, подношения Богам сделаны, обряды совершены, теперь можно и повеселиться. Может, сестре невесты и не полагается так уж открыто радоваться, но лета, проведённые в походах и битвах, изрядно надоели. Радости в них мало, а душа требовала веселья. Где же, как не на свадьбе родной сестры, разгуляться лучшему стрелку Катая? Осушив кружку киселя, Радмила вновь выпрямилась, направилась к пляшущим* гостям. Белокурый юноша — Гордей, средний сын главы Камула — спешно глотнул мёда из кубка старшего брата и решительно зашагал к омуженке. Радмила томно взглянула на него, улыбнулась уголком губ — жар расползся по груди юноши, заставив ускорить шаг. Но чья-то ладонь тяжело легла на плечо, оттолкнула в сторону, словно надоедливого щенка. Резко развернувшись, Гордей хотел было наброситься на обидчика, но замер на месте — Волот прошёл мимо него, не удостоив ни словом, ни взглядом, сжал руку Радмилы и увлёк в пляс.

Длинные людские цепи разбивались на пары, юноши кружили девушек, кто-то пускался в перепляс*. Сжимая могучие плечи, Радмила утопала в сером дыму выразительных глаз, подчиняясь движениям витязя. Она не сразу заметила, что Волот постепенно уводит её подальше от всеобщего гуляния, отступает к дому.

— Почто ты с Гордеем так грубо? — лукаво прищурившись, пролепетала лучница.

— Неласково вышло, — согласился Волот, — токмо он от тебя не отлипает, а я хотел…

— Чего же? — шепнула девушка, затаив дыхание.

— Схорониться, — оглянувшись, ответил витязь, — сил нет боле плясать. А тут либо ешь, либо пляши. Тишины хочу.

— Эвона, — недовольно пробурчала омуженка.

Остановившись, Волот всмотрелся в огненные глаза подруги, состроив самое жалостливое лицо, взмолился:

— Уведи меня куда-нибудь, Радмилушка.

— Ну, не знаю, Бер, — скрестив на груди руки, нахмурилась омуженка. — Увести-то тебя — дело нехитрое, да что же люд подумает? Что отец мой скажет? Решит, что меж нами что-то было…

— Да как же? — искренне удивился Волот. — Мы ж в дружбе с малолетства.

— Неважно, — осекла Радмила. — Отец обрадуется случаю замуж меня выдать да пристанет к тебе.

— Мне ещё не можно, — ухмыльнулся Волот. — А коли даже так, то лучше жениться, чем с девками плясать до смерти.

— Ладно, — сдалась лучница, и зашагала за дом, — найдём, как время скоротать. Токмо, чур, потом не обижаться.

Волот лишь улыбнулся в ответ, следуя за подругой. Там за спиной пляска набирала силу, всё больше гостей присоединялось к общему веселью. Гулянье уже перекинулось на соседние дворы,