Лики Богов. Часть I. Война с черным драконом - Тара Роси

объятиях, улыбаясь их ворчанию. Демир покачал головой на чудачества сына, почесав бороду, покосился на Баровита. Тревога холодком бегала по спине воеводы, дрожала в ладонях — теперь они в Камуле, теперь они дома. Вот только какой дом Баровит изберёт своим?

— Чудные вы, девки, — пробасил Волот, не выпуская омуженок, — лето землю рука об руку топтали, в один град прибыли, а расстаться не можете.

— Так ты отпусти нас, — прохрипела Радмила, тщетно упираясь в каменную грудь, — мы вмиг разойдёмся.

Резко отстранившись, Волот поднял руки:

— Так вот оно что, а я не приметил.

— Довольно, брат, дурака валять, — бросил Баровит и, протянув Умиле руку, добавил: — Айда, кто первый до дома.

Ухватившись за руку витязя, Умила запрыгнула к нему, прижалась к широкой спине. Улыбнувшись её объятиям, Баровит выслал коня вперёд. Волот вскочил в седло, бросился следом, не желая уступать. Тщетно отмахиваясь от пыли, Демир взглянул на Радмилу — она уже завернула за кузницу, увлекая за собой гружёного коня.

— Сама в седле усидишь? — пробасил воевода, обернувшись к Малуше.

— Да, — кивнула она, сжав поводья.

— Тогда поехали потихоньку, — проронил Демир, улыбнувшись отдаляющимся фигурам своих детей.

* * *

В тихом дворе, притаившемся на самой окраине Камула, подальше от детинца, царила суета. Седовласый мужчина бегал от конюшни к хоромам, от хором к бане и обратно, стараясь ничего не забыть. Из открытых окон доносился деловитый голос его жены, что только прибавляло хлопот.

— Молчан, натаскай воды! — крикнула женщина.

— Да ладно тебе, баба Голуба, сами натаскаем! — прогремели голоса вернувшихся хозяев.

— Дядька Молчан, ты не суетись, сами всё сделаем.

Молчан и рад был не суетиться, но жена ведь спуску не даст. Боги наградили старого плотника девятью дочерями, а сыновей не дали. Люди говорили ему, мол, замуж выдашь — будут у тебя сыновья. Оно-то так, вот только эти самые «сыновья» разобрали Молчановских девок, а помогать по хозяйству не спешат. Тогда выдал он меньшую дочь с уговором — зять останется жить в их доме. Вроде бы оно хорошо, вроде бы есть теперь на кого опереться, да только дочь каждое лето рожает. Уже пятеро внуков — теснота, шум! Вот и решили Молчан с Голубой наняться к воеводе. Хоромы у Демира широкие, сам он с сыновьями да дочерью летами в походах пропадать может, а за хозяйством присмотреть некому. Стали жить старики в чужом доме, присматривая за добром, зато в тишине, просторе и при серебре. А серебро отрабатывать надо, к тому же Голуба до него больная. Посему Молчан и метался от одного дела к другому, дабы не выслушивать весь вечер ворчание супруги.

Крышка сундука глухо хлопнула, скрыв от глаз кольчуги и меч. Повесив плащ на крючок, Баровит повернулся к хлопочущей Голубе. Полноватая ключница* старательно расправила покрывало на кровати, уложила поверх него расшитое полотенце.

— Вот, соколик, — ласково приговаривала она, — сплела тебе новое покрывало, мягкое, шерстяное. Будет тебе теперича тепло-тепло ночами. Вот рушники тебе чистенькие, расшитые. Я зря времени не теряла, касатик.

— Да уж, — улыбнулся Баровит, рассматривая расшитые рубахи, сложенные на лавке.

— Ты к Умилушке не захаживал ещё? — поинтересовалась Голуба. Уловив в его взгляде растерянность, баба выпрямилась, лукаво улыбнулась. — Я ей кружев на подушки да покрывала наплела, на оконцах развесила — красота. Она же у нас девица красная, должно ей в девичьей опочивальне отдыхать, не всё же на земле в походах спать.

Мысленно согласившись с рассуждениями домоправительницы, Баровит вынул из кошелька три серебряных слиточка.

— Руки у тебя умелые, хозяюшка, прими от чистого сердца, порадуй душеньку обновой какой.

— Ой, Баровитушка! — ахнула Голуба, принимая плату. — Ой, благодарствую, сынок! Накуплю внучатам сластей, вот они рады будут.

— Ступай, родимая, — улыбнулся витязь, — дале я сам управлюсь, а ты присядь, умаялась, поди.

Голуба выпорхнула из опочивальни, проскользнула в соседнюю — Умилину. Раскрыв сундук, протянула омуженке рушник:

— Сейчас баньку Молчан истопит, первой пойдёшь с этой… подругой своей новой.

— Малуша тебе помогать станет, — обронила Умила, расплетая косу.

— Ох, как ладно-то сложилось, — натянуто улыбнулась Голуба, вытаскивая рубаху и сарафан, — помощница-то мне надобна, а то лета уж не те.

— Я так же рассудила, — кивнула омуженка, провела рукой по кружевному настилу подушек. — Как же кружево у тебя красиво выходит, баба Голуба.

— Ох, доченька, — оживилась ключница, разглаживая на груди душегрею, — то для тебя я старалась, душу вложила. Порадовать тебя желала. Ну а брату твому половик сплела, а то пол больно холоден. Да Баровиту тёплое покрывало смастерила. Вы же мне, аки чада родные, за вас сердце моё болит.

Достав из сумы платок, Умила протянула его Голубе:

— Ладится всё в доме твоими стараниями, бабушка. Вот в Кинсае приглядела тебе подарочек.

Развернув платок, Голуба залюбовалась — на красном полотне красовались белые и золотые узоры, бахрома обрамляла края.

— Ой, милая, буду теперича красой такой на зависть подругам по Камулу хаживать! Благодарю тебя, дитятко!

Спрятав платок под душегрею, Голуба оставила Умилу. Деловито прошла мимо Баровита и завернула в комнату напротив. С Волотом Голубе всегда было сложно найти общий язык, посему, вздохнув, баба растянулась в улыбке, залепетала:

— Ох, касатик мой, притомился с дороженьки? Сейчас, сейчас стол накрою, баньку вам истопим. А покамест приляг. Как тебе половик, теплей стало?

Волот уложил мечи в сундук, опустил крышку. Взглянув на улыбающуюся Голубу, молча уселся на лавку. Всматриваясь в сеть морщин на круглом лице, подумал о чём-то, отвязал от пояса кошелёк.

— Прежде я тоже не мёрз, — осёк витязь, вытянул из мешочка слиточки. — Можешь не стараться, улыбки твои льстивые на меня не действуют. Вот возьми сразу да запомни — пожалится на тебя Малуша, отправишься внуков нянькать.

Голуба молча приняла серебро, бегло уложила в свой мешочек. Поправив платок, обронила:

— А чего ей жалиться? Она никому здесь не надобна.

— Ты из мужа родного за серебро все соки повыпила, — ухмыльнулся Волот, — а из молодухи подавно. Посему, коли вздумаешь на неё клеветать, знай, что словам твоим не поверю.

— Надо оно мне, — фыркнула Голуба, выходя из опочивальни. — Сама, не ровен час, сбежит отседа, надорвётся на хозяйстве таком.

Хлопнув дверью, домоправительница поспешила к лестнице. Спустившись в светлицу, как и ожидала, наткнулась на Демира. Хозяин дома сидел за столом, прокручивая кружку с молоком. Встав перед ним, Голуба подбоченилась.

— Доволен ли ты, Демир Акимович, моей работой?

Воевода кивнул, утерев с усов молоко.

— Тогда давай рассчитаемся. Ты человек военный, уйдёшь в какой поход да вновь на лето али два. А нам тут с голода пухни.

— Прям с голода ты опухла? — смерив взглядом бока