Юрий Корчевский - Заградотряд времени

Прибыл на место, на дно короба уложил вещмешок с документами, ранец и оружие, а уж сверху и «Сидоров» устроился. Конечно, катить тачку даже по кочкам и выбоинам было легче, чем нести его на себе.

Не доезжая немного до деревни, на опушке реденькой рощи я остановился, прикопал вещмешок и ранец. Приметил место. И — к избе деда.

Он уже поджидал нас у избы. Увидев раненого красноармейца, всплеснул руками:

— Как же тебя, милок, угораздило? Я и сам в четырнадцатом годе воевал, знаю, каково оно. Давай помогу.

Дед помог занести «Сидорова» в избу, уложил на застеленную кровать.

— Только вот что. Форму энту спрятать надобно. Сымай одежу!

Переглянулись мы с «Сидоровым». Вообще-то верно — оставаться в форме нельзя. Не ровен час, нагрянут немцы — без разговоров шлепнут. Не брали они в плен раненых, добивали на месте.

Я помог раздеться «Сидорову», протянул форму деду. Он скрутил ее рулоном и протянул руку к пистолету:

— Оружию давай.

— Да ты чего, дед? — запротестовал раненый.

— Слабый ты, чтобы отбиться. Спалят ироды всю деревню и нас с тобой. Послушай старика — отдай!

«Сидоров» нехотя передал деду кобуру с пистолетом. Тот сгреб все в охапку и ушел. Его не было довольно долго — с полчаса. Мы уже начали волноваться — не случилось ли чего?

— Как думаешь, дед не выдаст? — тревожился «Сидоров».

— Кто его знает, в душу не заглянешь.

Вошел дед, отряхнул свою одежду.

— Чего насупились? Вы вот что, робяты, вы не сумлевайтесь. Я хоть властью большевистской обиженный, в предателях отродясь не был. Что в моих силах, сделаю, раненого обихожу не хуже, чем в госпитале ему будет.

Я помялся:

— Как звать-то вас?

— Парфентием батюшка с матушкой при рождении нарекли.

— А деревня как называется?

— Простое, чисто русское у нее название — Зайцево. Не забудешь?

Я засмеялся:

— Нет, конечно. Перекусить чего-нибудь не найдется у вас?

— Найдется, как не найтись. Вот старый дурень — разговоры тут с вами разговариваю, а накормить забыл.

Дед засуетился, вытащил из русской печи чугунок еще теплой картошки, принес ломоть соленого сала, кусок зачерствевшего хлеба. Руками развел:

— Хлеб пеку раз в неделю, поскольку один в деревне проживаюсь, так что извиняйте — нету другого покамест.

Мы поели картошечки с салом да луком, запили отваром шиповника. Заварки чайной у деда давно уже не было — с той поры, как в соседней деревне разбомбили сельмаг.

После еды разомлел я, прилечь потянуло. Да нельзя — документы надо своим передать, а для этого — еще и через линию фронта перейти. Так не хотелось из дома дедова уходить, как вроде гири на ногах держат. Однако надо спешить. Я подошел к «Сидорову». Он на ухо мне сказал пароль, который надо назвать в штабе армии.

— Ну, Петр, удачи тебе. Не дай себя убить, очень прошу — перейди фронт. Пусть в штабе знают — где, что и как.

— Постараюсь. Ты выздоравливай только.

Я взял автомат и вышел, провожаемый дедом. А дальше — в лес.

Шагалось без груза значительно легче, только автомат висел на плече да две обоймы в карманах. Непривычно без формы: боец не боец — партизан ли, дезертир? И документов нет никаких.

Чистый лесной воздух, пьянящий смолистыми ароматами, резко обострил чувство голода. Я с жадностью присматривался к кустам — вдруг съедобные ягоды встретятся? Специально-то искать не время! Как назло, чаще всего попадались черные, блестящие — несъедобные. На солнечных пригорках встречалась душистая земляника, реденько алевшая среди травы на южных склонах. «Ничего, доберусь до своих, наемся» — подбадривал я себя. Главное, жив, жив, черт побери! И документы ценные надежно спрятаны. Правда, еще исхитриться надо — переправить «Сидорова» и бумаги куда надо. Настроение — на подъеме.

А прифронтовая полоса с каждым часом — все ближе. Надо смотреть в оба — нелепо сейчас на мелочи провалить задание. Чувство ответственности за операцию, исход которой теперь зависел от меня, не позволяло расслабляться.

За два дня — где пешком, где ползком, а где и бегом — я добрался до передовой, вернее, до второй линии немецких траншей. Устал сильно — не по дороге идти пришлось — лесом да оврагами. И скрываться все время приходилось.

Дождался ночи, пополз к траншее. Наудачу она пустая оказалась. Перебрался по-пластунски до первой линии, замер, прислушиваясь. Надо осмотреться, все-таки неделю здесь не был, измениться многое могло. Черт, как темно, только когда ракета взлетит, и углядишь что-нибудь. Высмотрел, где гнездо пулеметное, где ракетчики сидят. Наметил путь. Плохо, что кроме автомата с собой ничего нет — ножниц саперных например. А как без них заграждение из колючей проволоки преодолевать?

Я перебрался через траншею, лег на спину. Приподняв колючку автоматом, кое-как прополз под ней, порвав при этом рубаху. Перевернулся на живот и — от немцев. Хлопнул выстрел ракетницы, в небо взмыла ракета. Я снова замер. Дальше полз медленно. Лучше уж потерять час на нейтралке, чем поторопиться и оказаться убитым.

Вот и темнеющий в ночи бруствер нашей траншеи — бойцы винтовки на меня навели, глаза из-под касок сверкают недобро. Свалился я туда, но дух перевести и обрадоваться не успел. С обеих сторон меня подперли штыками.

— Хенде хох! Бросай автомат, гад! А то живо на штыки насадим.

Я подчинился, отбросил автомат:

— Ребята, свой я, из разведки.

— А форму свою что — у немцев на это рванье выменял? И автоматик тебе фрицы на память придарили?

Стоящий сзади боец завесил мне кулаком в ухо. Однако стерпел я — мне только драки не хватало. «Неласково Родина-мать встречает — как мачеха», — горько усмехнулся я.

— Зови ротного! — повернулся старший к молодому веснушчатому бойцу. — А ты, гад, стой и не шевелись.

Так и стоял я, пока не пришел ротный. Узнал он меня не сразу, даже зажигалкой у лица чиркнул.

— Вроде ты взводный разведчиков? — неуверенно спросил он.

— Как есть — старший сержант Колесников. Мы же у тебя на этом участке неделю назад переходили, трое нас было. Начштаба нас еще провожал — вспоминай!

— Было такое. Только извини, оружие пока не верну и в штаб под конвоем пойдешь.

Меня в сопровождении двух бойцов отправили в штаб.

— Иди, только не рыпайся. Взводный ты или нет, но если побежишь — застрелю! — грозно сказал молодой парень.

— Ага, только винтовку с предохранителя сначала сними, — не удержался я и получил прикладом в бок.

Шли долго — мой конвой не торопился. Перед штабом остановились. Один из бойцов зашел в здание и через несколько минут вышел вместе с уже знакомым мне начальником штаба, на ходу застегивающим гимнастерку.

Увидев и узнав, майор ухватил меня за рукав и потащил в штаб.

— Свободны! — на ходу крикнул он бойцам, обернувшись через плечо.

Завел меня в свой кабинет.

— Почему один? Что с… ними? — В глазах майора застыла нешуточная тревога за судьбу «командированных» на «его» участок фронта.

— «Сидоров» жив, но ранен в ногу — я его оставил в деревне, а «Иванов» убит.

— А в цивильном почему?

— Я свою форму «Сидорову» отдал — он же в немецкой был. Товарищ майор, мне бы в штаб армии позвонить.

— Вот телефон — звони.

— «Сидоров» без посторонних велел.

— Это я-то посторонний?! Ну, знаешь, Колесников, ты про меру-то не забывай!

Он в сердцах громко отодвинул стул и вышел.

Я покрутил ручку полевого телефона. В трубке щелкнуло, и женский голос произнес:

— Седьмой.

— Дайте начальника штаба армии.

В трубке опять щелкнуло, и наступила тишина, прерываемая треском помех на линии. Потом я услышал мужской голос:

— Николай Иванович, ты что по ночам звонишь?

— Я не Николай Иванович, я командир взвода разведки Петр Колесников.

— Что за дурацкие шутки, взводный?! Ты что, самогону напился? Да я тебя…

Я прервал поток слов начштаба армии паролем:

— Бабушка умерла.

— Какая, к черту, бабушка? — И тут же: — Повтори!

Я повторил пароль.

— Ты где?

— В штабе полка.

— Все живы?

— «Иванов» убит, «Сидоров» в ногу ранен — сам идти не смог, остался там.

— А…?

Я понял вопрос:

— Тоже там.

В трубке наступила тишина. Я подумал, что связь прервалась, и дунул в трубку.

— Подожди, взводный, я думаю. Чуть без слуха не оставил. Вот что — дай мне Николая Ивановича.

Я положил трубку на стол и выглянул в коридор:

— Товарищ майор, вас к телефону.

Ожидавший в коридоре начальник штаба стремительно вошел в комнату и взял трубку:

— Да, я. Здравствуйте!

Повернувшись ко мне, он махнул рукой — выйди, мол.

Теперь я вышел в коридор. О чем был разговор, я не слышал.

Через несколько минут майор вышел, оглядел меня с головы до ног и покачал головой: