Ревизор: возвращение в СССР #27 - Серж Винтеркей

нашим подсчётам, у тебя, после покупки дачи, машины и всего остального должно было остаться не больше тридцати пяти тысяч. Ну и еще штраф нужен, я так думаю, чтобы впредь неповадно было у своих брать. Скажем, пятнадцать тысяч. Остаётся двадцать тысяч. Вот их ты и получишь, Макар Иванович. Остальное — не твоё!* * *

Мы приехали одни из первых. Галия, после обязательных формальностей, оказалась рядом с Риммой. А мы с Сатчаном задержались возле его мамы Анны Александровны. Невысокая, интеллигентная женщина с высокой причёской, в очках. Любопытный, живой взгляд, губы растянуты в полуулыбке… С первого взгляда у меня сложилось о ней приятное впечатление.

Только сейчас я понял, что мы с Павлом никогда не говорили о его родителях. Не увидев нигде отца, подумал, грешным делом, что он умер. Всё-таки, тридцатилетний юбилей сына обязывает, расшибись, но присутствуй…

Тут пришли ещё гости, семейная пара, с которой мы ещё в прошлом году познакомились, и юбиляр был вынужден оставить мать на меня и идти приветствовать вновь прибывших гостей. Но как только с формальностями и поздравлениями было покончено, он сразу подвёл их к нам и представил матери.

— Мам, это Женя Васильченко и его жена Ольга.

— Очень приятно. Анна Александровна, — улыбалась она всем.

Евгений узнал меня и протянул руку. Помнится, в прошлом году мы неплохо общались, пока Римму не переклинило.

— Оля работает искусствоведом в Пушкинском музее, — продолжал юбиляр представлять друзей. — А Женя… Ты так и работаешь в Стройбанке?

— Да. Замначальника отдела уже, — похвастался тот.

— Поздравляю, — одновременно сказали мы с Сатчаном и рассмеялись.

Ольга отправилась к девчонкам. Женя отвечал на какие-то вопросы матушки Сатчана, а сам он оттянул меня в сторону и прошептал:

— Деньги Ганина вчера нашли.

— Все?

— Все, — счастливо кивнул он.

— Отличная новость! — ответил я и мы вернулись обратно.

Павел с Женей принялись между собой что-то обсуждать.

А я с удовольствием поддержал беседу с Анной Александровной, выяснил, что она только утром приехала из Ленинграда. Принялся обсуждать с ней этот прекрасный город…

Тут приехали родители Риммы. После всех формальностей, приветствий и поздравлений, матушка Риммы присоединилась к дочери. А Николай Алексеевич подошёл к нам с Анной Александровной.

— Слышал, слышал, твоё выступление, где ты нашего Пашу на всю страну упомянул, — с довольной улыбкой проговорил он, и, уже глядя на Анну Александровну, продолжил. — Вот, не зря говорят, не имей сто рублей, а имей сто друзей!

Мать Сатчана взглянула на меня с такой признательностью, что я понял — ради сына она готова на все.

Потом министр рассказал, что провели они эксперимент с движением автомобилей по кругу.

— Пять машин ездили прекрасно, добавили ещё пять — то же самое. А добавили ещё десять и началось! То один тормознёт, то другой… Как ты эти пробки называл?

— Фантомные, Николай Алексеевич, — ответил я. — Или пробки без причины.

Тут пришли ещё гости, видимо, кто-то из родственников Риммы и министр Аверин отправился к ним поприветствовать их.

— Вот какие у Паши друзья серьёзные, солидные люди, — вдруг с гордостью проговорила Анна Александровна. — А отец и слышать ничего не хочет.

— А кто у Павла отец? — решился спросить я.

— Контр-адмирал, — тихо ответила она.

— Кронштадт? Балтийский флот? — улыбнулся я. — Серьёзный батя…

— О! — закатила она глаза. — Ещё какой. Мечтал, что Паша по его стопам пойдёт, во флот. А он наотрез отказался. Игорь, отец его, до сих пор простить этого не может и считает, что он неудачник… А какой же он неудачник?

— Уж кто-кто, а Павел у вас точно не неудачник, — уверенно ответил я.

И снова она расцвела, как тогда, когда министр сказал ту фразу про сто друзей.

Нас позвали к столу. Анна Александровна села рядом со мной, с противоположной стороны от Галии и я ухаживал за дамами, вертясь между ними, как уж на сковородке. Зато узнал ещё много интересного про друга, уже и не спрашивал, не к чему было, матушка сама про сына с гордостью рассказывала. Галия когда поняла, о чём у нас разговор, перегнулась через меня к ней поближе и тоже слушала во все уши. Любопытно же ей, с кем столько времени бок о бок проработала. Потом мы хотели и на диване втроём пристроиться, когда в застолье перерыв объявили. Но мама Риммы забрала её у нас и увела, как она выразилась со счастливой улыбкой, обсудить дела семейные.

Переключились с женой на Ольгу Васильченко. Галие вообще интересно всё, что касается живописи. А мне было интересно поговорить с ней с той точки зрения, что в скором времени могут понадобиться услуги искусствоведа для пополнения экспозиции Городненского музея. И его запасников. Меня, в основном, интересовала такая специализация, как оценщик предметов искусства…

Она мне пыталась объяснять про экспертизу на авторство и подлинность, про состояние полотна, про его историю, про редкость или, вообще, уникальность.

— Ну, допустим, я нашёл что-то у старой бабушки, или антиквара или коллекционера, не важно у кого. Принёс на экспертизу. Мне могут сказать, извините, вещь уникальная, изымается в пользу государства?

— Ну, нет. Сейчас не двадцатые годы, — уверенно сказал она. — Будут уговаривать продать. Цену, правда, дадут не ахти какую…

Отлично! Фух! Вот такие тонкости и важны, когда имеешь дело с государством.

Удалось выкроить момент и перекинуться с Сатчаном парой слов о делах. Поделился с ним своими сомнениями насчёт благоразумности директора таксопарка и его зама, высказал мнение, что неплохо бы их какое-то время подержать под контролем. Тем более, Мещеряков уже освободился…

И расспросил, конечно, что там оказалось с деньгами Ганина. В надежде, что все обошлось без кровопролития. Оказаться в составе банды, что убивает людей из-за денег, я точно не горел желанием. Если тех, кто обнес Ганина, где-то прикопали, то я