Старуха 5 - Квинтус Номен

об этом Вячеслав Михайлович зачитал по радио утром в понедельник – так что довольно много народа решили остаться чтобы «в армию не забрили».

Но почему-то больше всего народу не захотело эвакуироваться из городов, и Лаврентия Павловича сообщения об этом доводили буквально до бешенства. Страна тратила огромное количество драгоценных ресурсов для того, чтобы в прифронтовую зону направить десятки тысяч автомобилей и автобусов – но они из городов выезжали полупустыми. Впрочем, долго беситься у Берии не получалось – других забот хватало, и больше всего забот было по части зачистки прифронтовых территорий от вражеской агентуры. А агентуры оказалось очень много, и местами эта «агентура» просто на части РККА в открытую нападала – хотя, как его и предупреждала соседка, этим в основном отметились жители Львова и Станислава, а так же окрестные хуторяне…

Но вот кроме этой самой прифронтовой полосы советские граждане к войне отнеслись несколько иначе, чем «в прошлой жизни», что не смогла не отметить про себя Вера. То есть совсем иначе относились: перед военкоматами не стояли очереди добровольцев – что, впрочем, объяснялось тем, что Молотов в своей речи особо подчеркнул о необходимости «соблюдать трудовую дисциплину и наращивать выпуск продукции», да и в магазинах ажиотажа не наблюдалось. И вообще, народ, казалось, еще не осознал, что мирная жизнь закончилась.

Весь народ, включая и «творческую элиту»: вечером во вторник к Вере в гости заехал лично товарищ Ворошилов:

– Вера Андреевна, вы уж извините, что решил вас побеспокоить…

– Климент Ефремович, вы бы еще перед визитом подучились расшаркиваться и краснеть. У нас война, и я с работы вроде пока не уволена, так что излагайте.

– Да не по вашей работе вопрос, вот… тут один товарищ, Василий Лебедев…

– Знаю такого, и что он натворил?

– Он стихи написал, принес в редакцию «Красной Звезды», а я вот думаю: печатать такое или нет. Вроде и нужно бы: стих вроде как народ на защиту Родины призывает. К тому же Коптелев Александр Васильевич, ну, который Александров, для стиха и музыку написал. Сейчас Александров с хором ансамбля красноармейской песни ее уже разучивает… но мне что-то в ней не нравится. Вы не посмотрите? Я-то по музыке тот еще специалист…

Вера взяла лист бумаги с напечатанным на машинке текстом, прочитала. Поморщилась: отдельные слова и даже фразы вроде как на то, что она помнила, были похожи… слегка похожи, но Вере «новый» текст показался уж больно вычурным и каким-то слащавым – и потому фальшивым. И у нее в голове родилось сильное подозрение, что и с музыкой все не так уж славно:

– А где они репетируют?

– Репетируют что?

– Песню эту. Под управлением Александрова.

– Не знаю точно, вроде в клубе железнодорожников…

– Едем, посмотрим и послушаем, что у них получается: есть мнение, что если кое-что по мелочи поправить, то выйдет у них именно то, что нам надо.

Товарищ Ворошилов к Вере приехал не просто так: он неоднократно слышал от очень разных людей, что «в музыке и песнях Старуха разбирается лучше всех в стране». Да и сам давно уже так думал, ведь пластинки с музыкой в ее исполнении и сочиненные ею песни почему-то в народе обрели огромную популярность, которая не снилась и признанным мэтрам музыкального искусства. Но вот того, что Вера решит «поправить» этих мэтров, он явно не ожидал. Тем не менее с Верой на «площадь трех вокзалов» поехал и даже сел рядом, только не для того, чтобы музыку послушать, а поглядеть на ее реакцию: что-то ему подсказывало, что это будет очень интересно.

Интересно было: Вера слушала довольно уже слаженное пение хора корча такие рожи, что Климент Ефремович едва от смеха удерживался, а на музыкантов – которые, по мнению военачальника, играли просто замечательно, смотрела с таким выражением на лице, с каким взрослые смотрят на детсадовцев, которые, заигравшись, намочили штанишки – со смесью жалости и брезгливости. А сидящий на крайнем кресле первого ряда Лебедев-Кумач поглядывал на Веру с явной опаской – но пока Вера слушала молча. А когда хор, после замечаний Александра Васильевича, исполнил песню еще раз, Вера встала и громко объявила:

– Так, товарищи, мне не нравится то, что вы впустую здесь воздух сотрясаете. Дело вы для страны делаете нужное, но делаете его не там, где требуется. Климент Ефремович, вызовите автобусы или хоть грузовики, и все мы сейчас отправляемся в Лианозово, чтобы воздух сотрясать уже в большой студии «Мелодии». Если успеем записаться часов до двух ночи, то завтра уже и пластинку выпустим… Товарищ Ворошилов, вы распорядитесь насчет хора и оркестра, я их в студии через час ждать буду, а вот Александр Васильевич и Василий Иванович со мной туда поедут, мне с ними еще кое-что обсудить нужно…

С композитором и поэтом Вера сначала зашла в «малую студию», и там, усадив их в кресла, сообщила:

– Я вас отдельно пригласила чтобы сообщить, что это говно мы играть и петь не будем.

– А зачем же…

– Дослушайте. Вы все сделали правильно, ну, почти все. Однако отдельные мелкие мелочи вы не учли, и я сейчас поясню, какие именно. Начнем с вас, Василий Иванович. Вы, когда слова писали, писали же просто стихотворение, так?

– Откровенно говоря…

– Вы писали патриотическое стихотворение про войну и про то, как люди должны Родину защищать – и это замечательно. Но вы не учли, вы просто не знали, что это – не обычная война, а война, целью которой является уничтожение всего советского народа, физическое уничтожение. И наша сейчас задача – не просто отбросить врага, а полностью его разгромить, причем так, чтобы у внуков нынешних захватчиков энурез случался при намеке