Андрей Бондаренко - Аляска золотая

Пятнистый воздушный мешок чуть дрогнул и, даже не думая погружаться под воду, медленно поплыл в сторону открытого океана.

— Вперёд, навались! — велел Егор. — Саня, как только поплавок остановится, то сразу хватай его!

Наконец, пузырь замер на месте, шлюпка поравнялась с ним, Сашенция ловко подхватила пятнистого беглеца, бросила его на дно шлюпки и начала быстро выбирать верёвку из моржовых сухожилий. Когда, как и договаривались, было вытащено из воды около двадцати пяти метров шнура, Санька умело набросила петлю на короткий причальный брусок, расположенный на носу шлюпки.

— Гребцы, поднять вёсла над водой! — распорядился Егор.

Несчастный кит, окрашивая морскую воду в неаппетитный мутнорозовый цвет, всплыл перед лодкой примерно в сорока пяти метрах.

Егор, испытывая лёгкий стыд, велел:

— Васильев, стрельника в него!

Сержант добросовестно выполнил приказ, израненное и испуганное млекопитающее снова ушло под воду. Верёвка, закрепленная на носу, натянулась, и шлюпка, набирая ход, двинулась вперёд.

Кит, почувствовав, что его ноша заметно потяжелела, запаниковал в очередной раз и, заложив широкую дугу, рванул из последних сил к берегу.

— С одной стороны, это очень даже лихо — вот так прокатиться по безбрежному морю. Многие знатные и высокородные персоны всерьёз обзавидуются, — печально вздохнула Санька. — А, с другой стороны, свинство всё это и кровавое скотство. Я любую охоту имею в виду, — уточнила.

Ещё трижды умирающий кит выныривал на поверхность — вдохнуть живительного воздуха, и каждый раз его ружейными выстрелами заставляли снова двигаться — вниз и вперёд.

Наконец, кит, не выдержав всех этих изощрённых издевательств, резко развернулся и, неуклонно увеличивая скорость, устремился к ближайшей песчаной косе, до которой оставалось менее трёхсот пятидесяти метров.

— Саня, немедленно распусти петлю! — прокричал Егор. — Ушибленное Плечо сигнализирует, что наш хвостатый приятель сейчас будет выбрасываться на берег…

Санька послушно дёрнула за сдвоенный кончик моржовой верёвки, высовывающийся из хитрого узла, шнур соскочил с причального бруска, и шлюпка начала сбавлять ход.

Димка Васильев, внимательно всматривающийся в берег, испуганно охнул:

— Александр Данилович! На косе эскимосы разбирают байдару, которую морским течением отнесло на север. Так взбесившийся китяра прямо на них и несётся. Как бы беды не вышло…

Эскимосы, слава Богу, успели отпрыгнуть в сторону, а вот от их байдары практически ничего не осталось: многотонная туша кита, бьющаяся в последней агонии, разнесла хлипкую лодочную конструкцию на отдельные щепочки и кожаные ленты.

Шлюпка пристала к берегу и её пассажиры подошли к добыче. Две трети гигантской туши млекопитающего лежало на гальке косы — совсем ещё недавно белосерой, а нынче — яркорозовой. Неожиданно из круглого, яркосинего и немигающего китового глаза скатилась одинокая, очень крупная слеза…

Санька запоздало всхлипнула и тихонько попросила:

— Саша, ты только детям не рассказывай про эту китовую слезинку. Ну, и про то, что мой удар гарпуном был последний. Стыдно както…. Да и вообще, охота — не женское дело, не хочу я больше быть Артемидой…

Глава четырнадцатая

Судьбоносный разговор и моржубийца

Вскоре рядом с тушей кита пристала шлюпка УховыхБезуховых, потом подплыли три оставшиеся на плаву эскимосские байдары, берегом подошли остальные аборигены — радостные и шумные, с жадным блеском в раскосых глазах.

Вождь эскимосов, не смотря на то, что завершающий удар гарпуном был нанесён не им, тоже выглядел очень довольным: Егора он одобрительно похлопал по плечу, а перед Санькой безостановочно кланялся минут пятьшесть. Даже носами предложил с ней потереться, на что Сашенция, улыбаясь церемонно и вежливо, отговорилась полным непониманием.

Айна — через Ваньку Ухова — радостно сообщила:

— Сегодня у эскимосов большой праздник: только одного человека кит забрал вместе с собой в скорбную Долину Теней. Да, утонул гребец с перевернувшейся байдары, такое случается часто. Обычно кит забирает с собой двухтрёх человек, иногда и больше. Ведь обычно, без ружей белых людей, эскимосам приходится в тело кита — за тричетыре захода — втыкать более тридцати гарпунов. Иногда упрямый кит не хочет умирать несколько суток, иногда — вместе со всеми гарпунами и воздушными пузырями — уходит в океан…. Так что сегодняшняя охота, безусловно, очень удачная: всего один погибший, да и добытый кит — очень крупный, давненько не попадалось таких огромных.

Эскимосы, уже не обращая никакого внимания на своих бледнолицых гостей, дружно приступили к разделке китовой туши. Начали они почемуто с головы млекопитающего: в течение двадцатитридцати минут было аккуратно срезано почти всё мясо с нижних челюстей кита, после чего обнажился длинный и широкий язык животного, на котором совершенно спокойно могли бы разместиться — при возникшей необходимости — человек тридцатьсорок.

Вождь туземцев острым ножом отсёк от китового языка его кончик (килограммов так на двадцать пять) и начал нарезать на тонкие ломти. Остальные туземцы, побросав работу, выстроились в очередь за лакомством. Счастливчик, получивший свой долю, тут же отходил в сторону и, громко чавкая, начинал жадно поедать ещё тёплое мясо.

— Саша, давай немного покатаемся на лодке, — жалобно предложила Санька. — Както меня совершенно не вдохновляет данное зрелище. Даже подташнивает немного, как во время беременности…

Было около трёх часов пополудни, солнышко пригревало ласково и приветливо, ветерок окончательно стих. Воды Тихого океана всё ещё покачивались, но уже чуть заметно, так и подмывает сказать — формально.

— Подполковник Ухов! — позвал Егор. — Мы с Александрой Ивановной прокатимся на шлюпке по морю, а ты, соответственно, остаёшься за старшего. Присматривай тут за всем хорошенько, не расслабляйся! Вернёмся мы через парутройку часов, вот тогда — уже все вместе — и проследуем на «Александр».

Когда они отплыли от берега порядка половины мили, Егор поделился с женой своими опасениями — относительно возможного бунта.

— Всё это очень серьёзно! — сразу же став озабоченной и хмурой, согласилась Санька. — Я ведь выросла, если ты, Саша, не забыл, в простой крестьянской семье. Долгие зимние вечера, тоскливые такие…. К папеньке, Ивану Артёмичу, иногда заходили в гости соседские мужики, выпивали, потом разговоры разговаривали хмельные…. Как думаешь, о чём они болтали? Да, в основном, вспоминали старые крестьянские восстания и бунты, мечтали, что наступит такое чудное время, когда бар не будет совсем. Это в том смысле, что всех помещиков и бояр неплохо было бы передушить, а землю и всё господское добро — раздать крестьянам….

«Совершенно напрасно мечтали эти мужики, что, мол, когданибудь совсем не будет бар!», — скорчил откровенно кислую гримасу внутренний голос. — «Барствующая надстройка будет всегда. В двадцать первом веке, например, таких людей в России будут называть гадким и лицемерным словом «элита». Бизнесполитическая элита, блин! Сидят, понимаешь, на материальнофинансовых потоках, суки рваные, баблосы кассируют, а ещё при этом безостановочно болтают — про правовое государство, демократию, справедливость и равенство. Про борьбу с коррупцией, наконец…. И ничего при этом не делают для страны, только воруют безостановочно. Воруют и болтают…. Ненавижу — сытых сволочей! Петра Алексеевича на них нет! Вот он порядок быстро бы навёл, полетели бы болтливые головы — тысячами, а руки вороватые, отрубленные, десятками тысяч валялись бы у колод дубовых, мать вашу демократическую! Впрочем, как учит всё та же народная мудрость, свято место пусто не бывает…. Не, общество, где у власти находится элита, не может быть справедливым. Рано или поздно в нём непременно начнётся всякая хрень кровавая, связанная с переделом собственности и со сменой всяких там идеалов и общественных устоев…. Там, где есть элита, там нет равенства, где нет равенства — там нет справедливости. А без справедливости и свобода — ровным счётом — ничего не стоит! Куда это меня понесло? Вот же, блин, выпал из реальности…. Светлейший князь — взялся рассуждать о равенстве и справедливости! Смех, да и только…

Сашенция, словно бы научившись читать его мысли, неожиданно перевела разговор в нужное русло:

— Помнишь, Саша, ты мне рассказывал про Будущее: про Наполеона, Ленина, Гитлера? Ты же сам тогда говорил, что, мол, прийти к власти, это только четверть дела, главное, у этой власти удержатся…. Помнишь?

— Помню, конечно! — охотно откликнулся Егор, обожавший вести с супругой умные разговоры с философской подоплёкой. — Только причём здесь это?