Помещик 2 - Михаил Шерр

Мои шашлыки действительно очень понравились генералу своим каким-то необыкновенным вкусом и он хочет удивить своих товарищей.

Допрос, которому меня подвергли два следователя церковного суда оказался не очень приятной процедурой. При всем моем негативе к той истории такое копание в чужом грязном белье было мне крайне неприятно и я вздохнул с облегчения когда все было закончено и эти господа удалились.

У меня было чувство, что меня просто выпотрошили, потом потоптались на мне и выкинули. И это при том, что господина Нестерова никто и пальцем не тронул. И даже ни разу ни тыкнули, всё исключительно вежливо, не повышая голоса.

Надо полагать, что за сто лет это искусство в спецслужбах было доведено до совершенства и в совокупности с методами физического воздействия и давали результат, когда, как в известном анекдоте, даже египетская мумия давала показания.

«Наконец-то, — подумал я, — дальше будут только приятные эмоции сюрпризы».

Мне Софья Павловна открытым текстом сказала, что генерал похлопочет за меня и поможет оформить желанную привилегию.

В действительности кроме этого меня очень скоро ожидал такой сюрприз, которого я даже не мог предположить.

Шашлыки мне всегда удавались на славу. Я наверное действительно закопал в землю свой кулинарный талант, как утверждали многие мои знакомые.

Любой маринад, который я готовил для этого блюда, получался у меня всегда великолепнейшим и шашлыки заслуженно всегда были гвоздем программы и укрощением стола.

Изображать из себя гражданина, который рядом проходил мимо мангала, я здесь естественно не стал и без всяческих ужимок принялся за приготовление угощения.

Неожиданно один из уже приехавших гостей, недавно прибывший с Кавказа офицер, в чине которого я совершенно не разобрался, вызвался мне помогать.

Это было так необычно, что я даже растерялся в первую минуту. Одно дело я, официально здесь мелкопоместный калужский помещик у которого уже наверняка репутация большого чудика немного того после поездки в Париж.

Другое дело дворянин и гвардейский офицер. Пусть он и не супер-пупер аристократ, но в любом случае это почти для всех большое «фи».

Но моему помощнику похоже внешние приличия были безразличны и он с нескрываемым удовольствием начал мне помогать.

Офицер представился Михаилом, мы сразу же перешли на «ты» и быстро и дружно всё приготовили.

Когда красиво и ровно нарезанные куски великолепных баранины и свинины были уложены в керамические лотки, залиты приготовленным мною маринадом и Михаил попросил меня рассказать о себе.

До этого у нас было чисто производственное общение без каких-либо разговоров на личные темы.

Мой рассказ Михаил слушал с каким-то странным вниманием и мне показалось что несколько раз он с трудом сдержался, чтобы не перебить меня.

А когда я закончил, он огорошил меня вопросом:

— Александр, объясните, почему вы решили, что ваш брат Василий погиб на Кавказе?

В этот момент я наверное испытал те чувства, которые выпадают на долю рыбы внезапно оказавшейся на берегу.

У меня появилось чувство, что я задыхаюсь. Грудь неожиданно обожгло и сдавило тисками.

— Мои родители умерли когда из Петербурга пришли в один день известия о гибели братьев.

Михаил отрицательно покачал головой.

— Бездыханное тело вашего старшего брата Петра Георгиевича я лично лицезрел. А вот тело вашего среднего брата Василия Георгиевича никто не видел. Есть только утверждение бывших вместе с ним в поиске офицеров о его гибели в бою.

Мой собеседник раздраженно сжал кулаки и взмахнул ими.

— Эти господа почти сразу же резонно были заподозрены в трусости и лжи. И из Тифлиса в Петербург я привез донесение наших охотников, вернувшихся после рейда по горам. Несколько русских офицеров, в числе которых и ваш брат, попали в плен к горцам. Василий Георгиевич был ранен, но остался жив. Их содержат к одном из очень отдаленных высокогорных аулов. Какую судьбу им уготовили эти дикари никто не знает, но убивать в ближайшее время не будут. Лично я могу предположить что их мучители потребуют или обменять офицеров на своих пленных, или затребуют выкуп.

* * *

Я внезапно перестал воспринимать происходящее, а затем яркая вспышка света.

Как бы со стороны я вижу нашу двухкомнатную хрущевку, которую отец получил когда я только родился.

В большой комнате мои родители и я. Себя я не вижу, но точно там есть.

Я заканчиваю школу и через два дня первый экзамен — сочинение. Темы неизвестны, кроме одной, она будет обязательно о войне.

Её я и буду писать по-любому. Мой старший брат офицер и служит в Афганистане. Мы об этом узнали недавно, он сначала скрывал это.

И вот сейчас к нам пришли два офицера из райвоенкомата. Они принесли родителям и мне страшную весть. Мой брат пропал без вести несколько недель назад и вот теперь достоверно известно что он в плену.

Следующая вспышка. Прошло полгода. Те же офицеры принесли другое и еще более скорбное известие.

Душманы требовали выкуп за моего брата и вроде бы процесс пошел. Но затем что-то изменилось. Достоверно известно, что он пытался бежать и погиб в тех проклятых горах.

Его тело наши разведчики обнаружили и вынесли. Сомнений нет никаких, мой старший брат, офицер Советских Вооруженных Сил остался верен присяги и погиб в рукопашном бою со своими мучителями и преследователями.

Через несколько месяцев мой погибший брат спас меня от попадания в Афганистан. В последний момент меня вычеркнули из списка командированных на ту страшную войну.

Уже после армии я получил два ордена, Зведочку и Красное Знамя, которыми был награжден мой брат.

* * *

Третья вспышка света и я вернулся из своего неожиданного воспоминания о первой жизни.

— Михаил, а как достоверно узнать, какую сумму конкретно желают получить эти, — я запнулся не зная как назвать тех, кого в плену мой брат.

— Это очень сложно. Эмир, который удерживает в том числе и вашего брата, любит сам диктовать условия. Его почему-то называют паша. Чрезмерными инициативами с нашей стороны можно только навредить. Но однозначно скажу суммы они называют огромные. В самом лучшем случае требования выкупа будут предъявлены через год после пленения.

— Мне надо только узнать и как можно скорее какую сумму затребуют за свободу брата, — в этой жизни этот кошмар не должен повторится.

История пленения и последующей гибели брата не давала мне спокойно жить всю мою жизнь. Родители вскоре умерли почти также как и в этой, новой жизни.

А я остался жить и всегда считал, что в гибели брата есть моя персональная вина.