Валерио Эванджелисти - Падение в бездну

Франсуаза вернулась, неся в одной руке графин и чистый бокал, а в другой блюдо, которое ловко поставила на стол. На блюде дымились толстые макароны, фаршированные мясом и зеленью, которые в Италии называли равиоли, с кусочками говядины, приправленными петрушкой и вареным шпинатом.

Мишель пальцами взял пару кусочков равиоли и отправил в рот. Де Морель сделал то же самое. Прожевав, он спросил:

— Королева знает о том, что вы в Париже?

— Нет еще. Я думал известить ее через своего друга, Габриэле Симеони. Но у меня обострилась подагра, и теперь я не знаю, когда смогу до него добраться.

— Симеони? Вы имеете в виду астролога? О, с ним я хорошо знаком.

— В самом деле?

Приятно удивленный, Мишель налил себе вина. Боли в ногах стали утихать.

— Он сейчас при дворе?

— К сожалению, нет. Он завербовался в королевское войско и сейчас, надо думать, марширует в сторону Пьемонта. При дворе он оставил женщину, с которой живет, некую Джулию. Вы с ней знакомы? Необычайно красивая итальянка… Но что с вами? Вы так побледнели…

Мишель закрыл глаза. В его мозгу вдруг промелькнуло видение тесного и пыльного подвала, с паутиной, висящей с потолка. Чья-то рука с лампой старалась осветить полустертую надпись: D. М., Dies Manibus[2]. Такая надпись часто попадалась в древних римских гробницах.

И тут же видение сменилось: появилось странное, тревожное небо, все в разноцветных спиралях туманностей. С него свешивалось гигантское лицо новорожденного с пухлыми губами, гладкими щеками и желтыми кошачьими глазами с узкими щелками вертикальных зрачков. Чудовище что-то ему нашептывало…

Раньше Мишель испугался бы такой галлюцинации. Теперь же он научился владеть собой, хоть и был взволнован. Он выслушал все сказанное и приказал демону убираться. Тот удивился, но повиновался. Разноцветный космос исчез вместе с ним.

— Вы что-то сказали?… — спросил Мишель, встряхнувшись.

Он наслаждался сознанием собственной силы. Древний обряд, который они с Жюмель совершили несколько месяцев назад, казалось, ввел его в согласие с мирозданием. Торжествовать было рано, но он подозревал, что достиг наконец состояния Мага, человека, причастного божественным тайнам.

Де Морель нервничал.

— Я спросил вас, не плохо ли вам. Вы очень бледны.

— Нет, я прекрасно себя чувствую.

Мишель поискал глазами служанку.

— Принесите, пожалуйста, письменные принадлежности. Они ведь у вас есть?

— Конечно. У нас часто останавливаются нотариусы и адвокаты. Сейчас принесу.

Она вернулась с пером, чернильницей, чистыми листами бумаги и с плохо сшитой конторской книгой.

— Хозяин забыл, но Шатле издал указ, что каждый, кто останавливается в парижских гостиницах, должен оставить в книге записей свое имя. Думаю, всему виной религиозные волнения.

Не говоря ни слова, Мишель расписался в книге. Подождав, пока девушка унесет ее за стойку, он взял лист бумаги и, под изумленным взглядом де Мореля, написал:

Quand l'escriture D. М. trouveeEt cave antique à lampe descouverte,Loi, Roy et Prince Ulpian esprouvee,Pavillon Royne et Duc sous la couverte.

Когда обнаружится надпись Д. М.И под древние своды войдут со светильником,Закон, Король и Принц Ульпиан будут испытаны.Королева и Герцог в павильоне скроются[3].

Он заметил, что юноша пытается прочесть написанное, и улыбнулся, сложив листок и отложив его в сторону.

— Вы присутствовали при рождении одного из пророчеств, — сказал он, не скрывая удовлетворения. — Только прошу вас, не расспрашивайте меня об этом. Я и сам отчасти не понимаю, что меня толкает записать пророчество. И часто не понимаю смысла того, что записал.

Было видно, что де Морель готов засыпать Мишеля вопросами, но такая просьба его остановила.

— Хорошо, я больше ни о чем не буду спрашивать. Я начал говорить о Симеони и о женщине, что живет с ним. Поскольку он в Италии, доложить о вас королеве и устроить встречу с ней могу я.

— Буду вам очень признателен. Надо только подождать, пока успокоится моя подагра. Дайте мне хотя бы несколько дней.

— Как вам угодно, — ответил де Морель. — я тем временем смогу насладиться вашим обществом. Я и мечтать не мог о такой чести.

Остаток обеда прошел в светской болтовне о трудностях сосуществования Екатерины Медичи и любовницы ее супруга, некой Дианы де Пуатье. Собеседники уже вставали из-за стола, когда в гостиницу вошли трое агентов городского патруля, гражданской полиции Шатле, которую прозвали спящей гвардией. Их можно было сразу узнать по нарочито скромному платью и серым плащам, из-под которых торчали шпаги. Только дворяне, да и то не все, имели право на передвижение по городу с оружием, и поэтому было совершенно немыслимо встретить на улице горожанина с ножнами, подвешенными к поясу.

Однако сбиров отличало не столько оружие, сколько грубое и вызывающее поведение. Они прямиком направились к хозяину, который разбивал и гасил головни в камине, поскольку обеденное время прошло. Схваченный за плечо, хозяин вздрогнул, задел вертел, и остатки мяса упали на еще не погасшие угли.

Де Морель коснулся руки Мишеля.

— Делайте вид, что не замечаете их, — шепнул он. — Все уже привыкли, что городской патруль взимает часть выручки у трактирщиков. Когда-то они занимались этим потихоньку, а теперь, видно, обнаглели от привычки к безнаказанности.

Но дело, судя по всему, было не в деньгах. Агенты прошли с хозяином к стойке, велели Франсуазе показать книгу записи постояльцев и начали быстро ее листать.

Де Морель еще раз успокоил Мишеля:

— Не тревожьтесь. Они выискивают имена испанцев, швейцарцев и немцев. Первых — как возможных шпионов, а остальных — как подозреваемых в принадлежности к гугенотам. Количество кальвинистов в Париже стремительно растет. Среди них попадаются достойные люди, но в большинстве своем это интриганы, которые ни во что не ставят престиж короны.

Мишель предпочел воздержаться от комментариев. Было видно, что де Морель разделяет взгляды Екатерины Медичи и герцогов Гизов, яростных противников Реформации. Сам же он хоть и был католиком, но к его вере примешивались черты того древнего христианства, где бок о бок с Богом Создателем существовали божества рангом ниже, а земля и небеса кишели демонами, когда добрыми, а когда и злыми. Он и сам имел с ними прямой контакт, и Ульрих из Майнца давно учил его, что только благодаря этой концепции космос перестает быть непостижимым. В конце концов, и ортодоксальный католицизм разделял Бога на три ипостаси, чтобы объяснить его вмешательство в людские дела.

Он с легкой тревогой следил за сбирами, не рискуя ни взглянуть на них прямо, ни заговорить. Де Морель тоже приумолк. Мишель собрал с блюда последние равиоли. Чтобы придать себе важный вид, он поднял голову и стал разглядывать жирного паука, который между стеной и потолочной балкой растянул идеально восьмиугольную паутину. Прошло еще несколько минут. Имен в книге регистрации не должно было быть много, но может быть, сбиры с трудом разбирали почерк.

Внезапно Мишель почувствовал, как де Морель напрягся. Один из людей в серых плащах направился к их столу, и спустя мгновение ему на плечо легла рука.

— Это вы записались как Нотрдам? — невыразительным голосом спросил жандарм.

— Да, — ответил Мишель, и сердце у него забилось где-то в горле.

— Не угодно ли последовать за нами: наместник вас разыскивает. Он хочет с вами поговорить.

Де Морель с шумом вскочил.

— Я оруженосец и маршал при дворе королевы, — прошипел он, сверкая глазами. — тот господин — мой друг, он только что приехал. Дайте ему отдохнуть. Завтра я сам провожу его к наместнику.

Жандарм склонился в полупоклоне, насмешливо улыбаясь.

— Вы же видите, мессер, что мы не арестовываем этого человека. Его вызывают для беседы и потом проводят обратно.

Мишель поднялся, и ноги снова разболелись. Он сказал уверенно, правда слегка осипшим голосом:

— Не беспокойтесь, господин де Морель, я вернусь быстро. Прошу вас только проследить, чтобы мне приготовили комнату.

Юноша дрожал от негодования.

— Я тотчас же пойду к королеве, добьюсь, чтобы меня приняли, и доложу о произведенном вами аресте.

— Нет, мессер.

Это сказал один из жандармов, стоявших у стойки, коренастый крепыш с хмурым и властным лицом.

— По приказу Шатле наш визит сюда должен остаться в тайне. Нарушивший приказ пойдет под арест.

Он немного смягчил тон:

— Успокойтесь, господин оруженосец. Доктор Нотрдам будет доставлен сюда со всеми почестями.

Мишель в замешательстве кивнул и сделал рукой знак де Морелю.

— Слышите, друг мой? Не волнуйтесь обо мне, скоро увидимся. Благодарю вас.

Слегка прихрамывая, он прошел мимо застывших перед камином хозяина и служанки. Трое жандармов окружили его и направились к выходу. Они уже были на пороге, как вдруг раздался резкий крик. Все разом обернулись.