Я – Товарищ Сталин 2 - Андрей Цуцаев

class="p1">— Хельга, ты сегодня какая-то задумчивая. Что-то беспокоит?

Мария ответила:

— Просто устала, Вернер. Погода такая, что меня тянет в сон.

Они покинули кафе. Вернер проводил её до дома, маленькой квартиры на тихой улице недалеко от Тиргартена. У подъезда он остановился:

— Хельга, подумай про Альпы. Это будет наше лучшее Рождество.

Мария улыбнулась:

— Я подумаю, Вернер. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Хельга.

Он ушёл, его шаги растворились в снежной тишине.

Глава 20

Мадрид, 28 декабря 1935 года.

Мадрид в последние дни декабря 1935 года был городом, разрываемым противоречиями. Зимнее солнце, мягкое и золотистое, заливало узкие улицы и широкие площади, но к вечеру холодный ветер с гор Сьерра-де-Гвадаррама приносил сырой туман, оседавший на брусчатке и витринах. Температура днём поднималась до 10–12°C, но ночью опускалась до нуля, заставляя прохожих кутаться в шерстяные пальто и шарфы. Пласа Майор, сердце города, сверкала рождественскими украшениями: гирлянды из еловых веток висели над входами в таверны, а фонари, украшенные красными лентами, отбрасывали тёплый свет на толпы горожан, спешащих с покупками. Запах жареных каштанов, хамона и сладкого анисового печенья витал в воздухе, смешиваясь с дымом сигарет и ароматом дешёвого вина, льющегося в тавернах. Звуки — звон колоколов церкви Сан-Исидро, перекрикивание торговцев, стук копыт по брусчатке, обрывки гитарных мелодий — создавали праздничную какофонию, но под ней чувствовалась тревога. Политическая напряжённость раздирала Испанию: левые и правые спорили на улицах, листовки Фаланги и социалистов валялись в подворотнях, а слухи о возможной гражданской войне витали в воздухе, как дым от костров. Флаги Фаланги, мелькали на углах, а католические процессии, с крестами и свечами, добавляли городу торжественности и страха.

Рябинин, под видом Антонио Переса, испанского коммерсанта из Барселоны, шёл по Пласа Майор, его тёмное шерстяное пальто и фетровая шляпа делали его похожим на зажиточного горожанина. Его глаза внимательно разглядывали толпу, замечая всё: группу студентов, спорящих у фонтана, двух полицейских, проверяющих документы у торговца, женщину в чёрном платке, молящуюся у уличного алтаря. Его волосы, слегка тронутые сединой, были аккуратно зачёсаны, а лёгкая щетина добавляла образу небрежности, необходимой для маскировки. Рябинин должен был собрать информацию о фалангистах, чья активность росла на фоне политического хаоса. Сегодня он должен был встретиться с их представителями в таверне «Эль Торо», популярном месте среди правых радикалов.

Таверна «Эль Торо» находилась в узком переулке недалеко от Пласа Майор. Её деревянная вывеска, потемневшая от времени, скрипела на ветру, а из открытых окон доносились запахи жареного мяса, красного вина и табака. Внутри было шумно: длинные деревянные столы были заставлены кувшинами с сангрией, тарелками с хамоном и оливками, а стены украшали выцветшие картины с изображением корриды. Гитарист в углу наигрывал фламенко, его мелодия смешивалась с гулом голосов, смехом и звоном стаканов. Рябинин вошёл, его взгляд быстро оценил помещение: группа молодых фалангистов в синих рубашках спорила у стойки, пожилой бармен с густыми усами наливал бренди, а в дальнем углу сидела женщина в красном платье, её голос, пропитанный вином, пел что-то о любви и свободе. Он снял шляпу, стряхнул капли влаги с пальто и направился к столику, где его ждали.

За столом сидели трое: Мануэль Кортес, 38 лет, коренастый фалангистский лидер с жёстким взглядом, Рауль Гарсия, 25 лет, худощавый студент с горящими глазами, и Карлос Мендоса, 45 лет, бывший военный с седыми усами, чья форма была увешана значками Фаланги. Рябинин улыбнулся, он заговорил с лёгким каталонским акцентом:

— Господа, добрый вечер. Антонио Перес, коммерсант из Барселоны. Рад знакомству.

Мануэль взглянул на него настороженно, он кивнул:

— Садись, Антонио. Я слышал, ты разделяешь наши взгляды. Будешь вино?

Рябинин, садясь, ответил:

— С удовольствием. Красное, если можно.

Рауль поднял кувшин с сангрией:

— За Испанию, Антонио! За новую Испанию!

Рябинин, поднимая стакан, ответил:

— За Испанию. И за тех, кто борется за неё.

Разговор начался с общих тем: Мануэль говорил о кризисе в правительстве, Рауль жаловался на левых, заполонивших университет, а Карлос, отпивая бренди, вспоминал старую армию. Рябинин слушал их и думал: «Они все горят идеей, но Мануэль их лидер. Если я завоюю его доверие, я лучше узнаю их планы». Он сказал:

— Господа, я видел, что творится в Барселоне. Социалисты и анархисты разрушают всё, что было построено нашими предками. Нам нужна сильная рука. Как вы думаете, фаланга сможет навести порядок?

Мануэль заговорил, его глаза загорелись энтузиазмом:

— Это единственный шанс, Антонио. Фаланга — это будущее. Мы не дадим красным разорвать Испанию.

Рауль, уже изрядно подвыпивший, включился в разговор, его голос дрожал от возбуждения:

— Мы готовимся, Антонио! Завтра собрание. Будет сам Хосе, Антонио. Придёшь?

Рябинин кивнул:

— Конечно приду. Это честь для меня.

Туман сгустился над Мадридом, холодный и липкий, оседая на брусчатке узких улочек района Саламанка, где проходило собрание фалангистов. Температура упала до 2°C, и дыхание Рябинина, вырывалось паром, пока он стоял в переполненной комнате частного дома. Запах бренди, табака и пота смешивался с едким дымом от камина, где тлели сырые дрова. Около тридцати человек, от молодых студентов в синих рубашках до пожилых ветеранов с усталыми глазами, толпились в комнате, их лица были освещены мерцающим светом свечей. Хосе Антонио Примо де Ривера, 32-х летний, харизматичный лидер Фаланги, стоял у камина, его голос, страстный и твёрдый, разносился над толпой:

— Испания на краю пропасти! Левые разрывают её, но мы, Фаланга, спасём нашу родину! За Бога, за Испанию, за революцию!

Толпа ответила криками одобрения, подняв стаканы с вином и бренди. Рябинин, в тёмном костюме, стоял у стены, его глаза внимательно следили за Хосе Антонио. «Он опасен, — подумал он. — Его слова зажигают их, как огонь. Если я завоюю его доверие, я узнаю всё».

После речи началась пьяная суета. Кувшины с сангрией, терпкой и сладкой, с нотами апельсина и корицы, переходили из рук в руки. Мануэль Кортес хлопнул Рябинина по плечу:

— Антонио, ты слышал его? Пей, за Испанию!

Рябинин, поднял стакан анисовой настойки. Её сладковатый вкус обжигал горло. Он ответил:

— За Испанию, Мануэль! Но скажи, каковы планы? Хосе Антонио говорит о революции, но как мы все это сделаем?

Мануэль, уже прилично поддавший, наклонился ближе, его дыхание пахло бренди:

— Скоро, Антонио. Мы ударим, когда красные меньше всего ждут. Армия с нами, ты увидишь.

Рябинин заинтересовался, но сохранил спокойствие:

— Армия? Это серьёзно. Но кто ещё с нами?

Мануэль,