Пистоль и шпага - Анатолий Федорович Дроздов

и двух лет, дочь Елизаветы умерла – не умеют здесь лечить детские болезни. Забытая мужем, оттесненная на второй план властной матерью Александра, императрица тихо прозябала в отдалении.

Вторжение французов изменило ситуацию. Елизавета вспомнила, что она императрица и захотела встать рядом с мужем. В конце концов, ей это удалось. В 1813–1814 годах, во время Заграничного похода русской армии, она будет блистать при дворах европейских монархов, принимая почести, которых ей так не хватало в Петербурге. Так что совет императрице я дал смело.

– Откуда тебе известно про государя? – спросила Анна на обратном пути. – Мне о том, что он молится, неведомо.

Хм, кажется, снова прокололся.

– Логика, Аннушка.

– Какая логика?

– Наука такая, – сказал я и едва не рассмеялся – на память пришел анекдот про Чапаева[56].

– Не темни! – обиделась она. – Не то прикажу высадить тебя из экипажа, и пойдешь пешком. А на улице дождь.

– Все просто, дорогая, – поспешил я, впечатленной такой перспективой. – В кабинете государя вся стена увешана иконами. Так бывает только у набожных христиан. Предположить, что царь молится не один, и вовсе просто: ранее он не отличался ревностью к вере. Таким людям требуются наставники и сподвижники.

– Хм! – она посмотрела на меня. В экипаже было темно, и я не различил смысла этого взгляда. – Ты не перестаешь удивлять меня, Платон. Что еще говорит тебе твоя логика?

– Елизавета Алексеевна помирится с мужем.

– Уверен?

– Абсолютно.

– Если это произойдет, ты будешь осыпан милостями и займешь высокое место при дворе. Не упусти случай! Как там государевы мозоли?

– На подходе, – ответил я и пояснил: – Скоро будем удалять.

– Замечательно! – обрадовалась Анна и чмокнула меня в щеку.

Остаток пути мы провели в молчании. Анна думала о своем, я – аналогично. Думы меня одолевали невеселые. В детстве я мечтал стать великим врачом. Изобрести новое лекарство или метод лечения, которые спасут тысячи жизней. После чего меня заметят великие мира сего и введут в свой круг. Я буду наравне общаться с президентами и королями, объеду мир, мне будут рады во дворцах и резиденциях. Наивная мечта деревенского мальчишки. Повзрослев, я о ней забыл – жизнь показала несбыточность фантазий. И вот мечта стала сбываться: я лечу царя, даю советы его супруге, а Анна возит меня по лучшим домам Петербурга. Однако радости я не ощущал – только дискомфорт. Словно на публику меня вывели в одних трусах и смотрят, как на экзотическое животное, обсуждая цвет шкуры, длину шерсти, величину клыков и когтей. Я гнал от себя эти мысли, но они неизменно возвращались. «Ладно! – сказал я себе. – Время покажет. Будем посмотреть».

Тем временем дела шли своим чередом. Каждое утро я отправлялся к царю, менял ему повязки на ступнях и повторял процедуру вечером. Застарелые мозоли Александра постепенно поддавались воздействию компрессов и ванночек, становясь мягче. Придворный часовщик сделал щипцы, я опробовал их на тушке курицы, выдрав из ее крыла несколько маховых перьев, и нашел годными. Приближался день применения инструмента по предназначению.

Мои визиты к царю проходили одинаково. Пока ноги Александра парились в тазу, он расспрашивал меня о войне. Лицо царя выражало интерес, слушателем он оказался замечательным, и я не заметил, как рассказал все: начиная от обнаружения меня егерями голым у дороги, кончая сражением под Бородино. Более всего Александру понравилась история с захватом пушек у вестфальцев. Слушая ее, он хохотал.

– Так и сказали? – спросил, вытерев слезы с глаз. – Ваши пушки нужны моему императору?

– Так точно, государь! – подтвердил я.

– А они подумали: Бонапарту, – засмеялся Александр. – Вы остроумный человек, Платон Сергеевич, и рассказчик замечательный. Как наградил вас за сей подвиг командующий армией?

– Никак, государь.

– Почему? – удивился император.

– Перед этим мне пришлось бросить пушки в Смоленске. Вывезти не было возможности, и мы их заклепали. Приказ о том был отдан мной. Князь решил, что я всего лишь вернул потерю.

– Погодите, Платон Сергеевич, – нахмурился Александр. – Из вашего рассказа следует, что в Смоленске вы были статским. Ведь так?

– Именно, государь.

– Как можно ставить в вину утрату пушек человеку, не состоящему на воинской службе? Странно.

– Князь был в своем праве, государь. Хоть и статский, но я командовал егерями.

– Еще одна странность, – не согласился царь. – Поручить офицерскую должность лекарю. Хотя тут надо признать: Багратион не ошибся. Как вам командующий? Что скажете о нем?

– Не дело подпоручику судить о генерале, – попытался соскочить я.

– И все же, Платон Сергеевич, – не отстал Александр. – Вы служили во французской армии под началом маршала Виктора, вам есть с кем сравнивать.

– Багратион – один из лучших наших генералов, государь. Опытный, храбрый и решительный. В армии его любят. Князь бывает горяч, но это не умаляет его полководческого дара.

– И в чем он проявился в кампании этого года? – сощурился Александр.

– В беспримерном марше от западной границы для начала. Несмотря на усилия неприятеля, пытавшегося перехватить и разбить Вторую армию, князь благополучно вывел ее к Смоленску, где соединился с Первой, тем самым разрушив замысел Бонапарта. Войска Багратиона отважно бились под Смоленском, где им противостояли превосходящие в разы по численности французы. Благодаря этому удалось благополучно увести армию, вывезти раненых и запасенный в городе провиант. Противник был настолько впечатлен этим отпором, что не осмелился преследовать наши войска, дав им возможность оправиться, прийти в себя после долгих маршей и выбрать диспозицию для предстоящего сражения. А под Бородино армия Багратиона попала под основной удар войск Бонапарта, но устояла, удержав позицию.

– Хм! – царь с любопытством посмотрел на меня. – Непривычно слышать столь впечатляющий отзыв от подпоручика. Такое чувство, что беседую с генералом.

– Мне тридцать один год, государь. Много где побывал и многое видел, как вы верно заметили. К тому же интересовался военными действиями. В заграничных газетах о них много писали.

– Согласились бы вернуться под начало Багратиона?

– С радостью, государь!

– А вы не обидчивы, – заключил он. – Интересы дела ставите выше личных. Редкое качество, – Александр вздохнул и замолчал.

Лицо его стало грустным. Я невольно вспомнил прочитанное в книгах. Генералы засыпали Александра жалобами. Интриги в штабах русской армии кипели. Создавались и распадались группировки. И все апеллировали к царю, требуя его вмешательства. Если бы только генералы! При дворе Александра либералы враждовали с консерваторами, и каждая сторона пыталась перетащить царя на свою сторону. Консерваторов, к слову, возглавляла Екатерина – любимая сестра Александра. Император лавировал между этими группировками, как корабль, угодивший в архипелаг из островов, окруженных мелями и рифами. И ведь вылавировал! Хотя мог кончить, как отец. Традиции гвардейских переворотов в России этого времени еще живы, что показал декабрь 1825 года.

– В годину тяжких