Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

– Нет, дней пять.

– Что-то ты, герр штудент, зачастил в энэрию, – прищурил Лева хитрый глаз. – Ну, понятно, дело молодое…

– Вечно у тебя бабы на уме, герр профессор, – отмахнулся Андрей. – Ты не представляешь, какие там архивы.

– Ага, архивы, – не унимался Лева. – Утром архивы, днем архивы, вечером и ночью тоже архивы… Нет, старик, не скажи: у них на юге бабы красивее. Не то что у нас на севере.

– Ну, да, тебе виднее, – перешел в наступление Андрей. – Ты в Москве сколько лет сидел?

– Сколько я сидел и где, – резко сказал Лева, – это, братец, не твое дело. Не задавай дурацких вопросов, не получишь дурацких ответов.

– Да я не задаю, – смутился Андрей.

Левину историю он знал в общих чертах и знал, что тот никогда никаких подробностей о своей прошлой работе не рассказывает.

Лева был старше Андрея лет на пятнадцать. Огромного роста, бритый наголо, шишковатый череп, мощный торс, кулаки с хороший кочан размером. Веселый, жизнелюбивый, очень эмоциональный и очень умный.

Родился он где-то под Львовом, году в 1925-м. С детства на улице говорил по-русски, на идише, по-польски и по-немецки – и постоянно дрался. Когда началась война, ему было одиннадцать, и он был младшим сыном в большой семье. Когда война кончилась – ему было почти четырнадцать, и никого родных у него не осталось. Родителей арестовали и расстреляли в самом начале войны, двое братьев и сестра сгинули, сам он в разгар войны как-то оказался в Харькове, попал в советский детский дом. В последние месяцы войны детский дом эвакуировали, переезжали несколько раз, пока не оказались в Вологде.

Там, в трехэтажном каменном доме, бывшем особняке Витушечникова, Лева и вырос. Из бывших хозяев особняка никого не осталось, так что реституция детского дома не коснулась: и дом, и примыкающий сад были в их полном распоряжении. В шестнадцать лет из детдома его выпустили, дав профессию переплетчика. Но темперамент оказался не для этого занятия. Некоторое время Лева поскитался по стране, работал где-то на Байкале, потом поступил в Новгородский университет на истфак, бедствовал, подрабатывал, но природный талант взял свое: в 1949-м окончил с отличием, освоил в придачу к четырем детским языкам английский и французский, был замечен, оставлен при университете, преподавал, защитил диссертацию, в 1959-м получил приглашение в Петербургский университет. Быстро получил профессуру, успел пару лет поучить Андрея – тогда и подружились, несмотря на разницу в возрасте. Оттуда и обращения шутливые – герр штудент и герр профессор – с самого начала так звали друг друга, хотя давно были на «ты».

Лет через шесть Лева на преподавательской работе заскучал. Сказал Андрею как-то, что получил предложение перейти работать в МИД – и вскоре исчез: телефон не отвечал. Андрей зашел к нему в Мучной переулок – квартира заперта, на звонок никто не открыл… Не было Левы лет восемь, а то и десять. Потом вдруг объявился – сильно изменившийся: кожа стала какая-то как будто прозрачная, морщины на лице появились, голову стал брить наголо, но жизнелюбие, юмор и богатырскую силу сохранил.

– Я теперь пенсионер, Андрюша, – сказал тогда Лев, позвонив неожиданно по телефону, – и живу не в Мучном, а за городом, во Всеволожске. Приезжай, если хочешь, поболтаем.

– Лева! – заорал Андрей. – Ты где пропадал?!

– Ты знаешь историю названия Всеволожска?

– Да черт с ним с названием! – кричал радостно Андрей. – Расскажи, где ты был столько лет?

– Был такой Павел Александрович Всеволожский, – невозмутимо продолжал Лева. – Так вот, когда строили Ириновскую железную дорогу…

И Андрей понял, что спрашивать бесполезно – ничего ему не расскажут. Так и повелось: он не спрашивал, а Лева не говорил. Только из каких-то недомолвок, случайно оброненных фраз он понял, что в МИДе Лева попал в какой-то секретный отдел, что работа у него тоже была какая-то секретная, что работал он в посольстве в Москве. Но без подробностей.

Официантка Наташа принесла медальоны из оленины, и графинчик к ним – Андрей пил мало, Лева же очень это дело уважал и за обедом всегда три-четыре рюмки выпивал, хоть и за рулем.

– Жениться тебе надо, Андрюша, – сказал вдруг Лева, разливая водку, и зевнул.

– Да я вроде как женат, – улыбнулся Андрей.

– Нет, ты с этой своей бизнес-вуманшей разведись и женись на простой русской бабе, – Лева вдруг воодушевился. Андрей знал этот его заблестевший взгляд: сейчас начнет вещать. И точно. – Знаешь, на ком должен жениться дальновидный человек?

– На медсестре.

– Правильно! А умный человек?

– На умной?

– Ни в коем случае! – замахал руками Лева. – Зачем тебе двое умных в одной постели? Умный человек должен жениться на женщине с музыкальным образованием!

– Почему?

– Черт его знает почему, но эти, которые с музыкальным образованием, которые поют или играют на чем-нибудь, в них что-то такое есть… Не знаю, как объяснить, но они что-то такое знают, они какие-то интуитивно мудрые, что ли. Да, спокойные и мудрые. Молчат и улыбаются своим мыслям. Нет, не мыслям, а ощущениям и звукам, наверное. В общем, ясно. Теперь сложи: на ком должен жениться умный и дальновидный мужчина? Правильно: на медсестре с музыкальным образованием!

– Да где ж такую взять?

– Должны быть, Андрюша, должны где-то быть. Ищи!

– А чем тебе моя Нина не нравится?

– Так она же вечно в разъездах, вечно озабочена чем-то. Это тебе по молодости нравится, что она деловая, и шумная, и красавица, и умница. А лет через пятнадцать… Поверь мне, Андрюша, захочется тебе тишины, мягких плотных штор, уюта и чтобы в кресле напротив сидела уютная такая, молчаливая…

– Что же ты сам не женишься на такой – на певице с медицинским образованием?

– Наоборот, Андрюша, наоборот: на медсестре с музыкальным! Тут последовательность важна! Не женюсь, дорогой мой, потому что кому я, старый хрен, нужен…

– Плохо одному, – вырвалось вдруг у Андрея. – Как-то я растерялся в последнее время, Лева, опереться не на кого.

– Да, – задумчиво протянул Лева, – одному нехорошо. Беда одному. Ты братцев своих двоюродных датских пытался искать?

– Где их искать… Писал в посольство, полгода думали, прислали ответ, мол, фрау Йенсен скончалась в пятидесятом от сердечной недостаточности, ну, ты понимаешь, что это означает, ее дети, мол, взяты на попечение государством, фамилия им изменена, дальнейшие поиски нецелесообразны…

– Нецелесообразны… Да, с воссоединением семей у них плохо. Но ты не переживай, это не очень надолго.

– Ты что-то знаешь? – вскинулся Андрей.

– Нет, просто предчувствие у меня, что не может это межеумочное состояние долго длиться. На мой век, скорее всего, их хватит, а на твой, я думаю, нет…

За окном, у которого они расположились, медленно прошел бездомный, таща за собой тележку с какими-то пакетами и коробками.