Александр. Том 3 - Олеся Шеллина

единому калибру, и провести стрельбы, чтобы убедиться — свинец никуда не годен. Другую картечь нужно использовать, другую!

— И какую же? — Барклай вперил неприязненный взгляд в Алексея Андреевича.

— Не знаю, смотреть нужно, — Аракчеев повторил жест Кутузова и потёр подбородок. — Чугун как вариант. И конную артиллерию его величество Павел Петрович опробовал у себя в Гатчине…

— И счёл приемлемой, — перебил его Кутузов. — Лёша, давай на чистоту уже говорить. Тогда ещё его высочество сильно задело, что Платон выдал его идею за свою. И когда он взошёл на престол, то отменил нововведение, не разобравшись, потворствуя своей обиде. Отец Алексея Петровича Мелиссино стоит у истоков конного артиллерийского лейб-гвардейского полка Павла Петровича. И он же создал для Платона те пять батарей, кои потом расформировали.

Это был давний спор. И Михельсон, прибывший на собрание комитета по артиллерии впервые, был поражён той откровенностью, которая уже давно возникла между другими членами.

— Да что ты пытаешься ему доказать, Михаил Илларионович, этому тупому солдафону, который только и мечтает, чтобы солдаты целыми днями по плацу маршировали. А сам ни разу пороха не нюхал, — выпалил Барклай, выпрямившись и сложив руки на груди.

— Ну куда уж мне, — Аракчеев усмехнулся. — Если вы не понимаете смысла муштры, то я никак не смогу объяснить. Не привык, знаете ли, метать бисер перед… — он осёкся, а на лице Барклая сыграли желваки.

— Что же ты замолчал, Алексей Андреевич? Договаривай. И поведай нам, идиотам необразованным, зачем всё это нужно, кроме того, чтобы пускать пыль в глаза? — процедил Барклай, не обращая внимания на нахмурившегося Кутузова, которого тоже не слишком уважал.

— Да чтобы дисциплина была в войсках! — рявкнул Аракчеев. — Дис-цип-ли-на! — повторил он по слогам. — Когда ты отдаёшь приказ на поле боя, ты должен быть уверен, что его исполнят, а не потеряют время, задавая дурацкие вопросы, что-то уточняя, колеблясь и подвергая сомнению каждое слово командира. И относится это прежде всего не к простым солдатам, а к младшим офицерам! Это армия, Михаил Богданович! И необходимо полностью ликвидировать все брожения, постоянно приводящие к заговорам и бунтам! Если ты, конечно, этого ещё не забыл или сам не принимаешь участия в офицерских посиделках и кружках. Не нужно путать регулярные войска с борделями…

Договорить он не успел. Взбешённый Барклай бросился вперёд и ударил его кулаком по морде. Голова Аракчеева мотнулась, и он отступил, но не упал, а выхватил саблю. К ним бросились другие офицеры. Кутузов обхватил Аракчеева за талию и попытался оттащить от Барклая, в то время как генерал-адъютант Пётр Александрович Толстой и Михельсон схватили Барклая.

Наконец, противников удалось развести по углам, и Кутузов тяжело прошёлся по кабинету.

— Хватит, — наконец, произнёс Михаил Илларионович. — Я сегодня же отпишу его величеству и поставлю в известность Макарова. Мы между собой договориться не можем, а всё туда же, реформу армии делать, новые рода войск создавать. Пускай его величество решает, что с вами делать, я умываю руки. Ваше оружие, — и он требовательно протянул руку. — Посидите пока под арестом. Иван Иванович, — Кутузов повернулся к Михельсону. — Не в службу, а в дружбу, если его величество захочет посмотреть на эти гнусные морды, сопроводишь их до Москвы?

— Почему я? — Михельсон невольно нахмурился.

— Потому что у тебя есть опыт сопровождения смутьянов, — ответил Кутузов скривившись. — Вот же черти, окаянные. Да, я не забуду упомянуть, что из-за вас работа по созданию артиллерийских будет временно прекращена. Отдуваться перед государем за вас я не намерен.

И он вышел из кабинета, громко хлопнув дверью, унося с собой портупеи с саблями.

А через две недели из Москвы вернулся гонец с приказом незамедлительно доставить Барклая де Толли и Аракчеева к его величеству Александру Павловичу.

* * *

Дверь кабинета открылась, и оттуда выскочил красный Кочубей. Вдогонку ему донёсся раздражённый голос.

— Я больше не хочу слышать эти наивные рассуждения легковерного мечтателя, Витя! И если ты не отнесёшься к порученной тебе работе с должным старанием, то я на тебе и твоих крепостных испытаю предложенный тобой метод!

Дверь закрылась, а Иван Иванович встрепенулся и сел прямо. Кочубей же подошёл к Скворцову, бросив на стол перед секретарём стопку бумаг.

— Вот, сохрани, — процедил он, сжимая и разжимая кулаки.

— Не стоило, Виктор Павлович, прожекты показывать, пока Большая ревизия не вернулась, — спокойно ответил ему Илья, забирая бумаги, чтобы убрать в отдельную папку.

— Я понимаю, просто надоело ждать. А ведь я всего лишь расписал то, о чём мы так много и долго говорили, — Кочубей немного успокоился. — Ненавижу ждать.

— Его величество тоже, — Скворцов улыбнулся кончиками губ. — Настолько, что велел подготовить приказы об освобождении первых двадцати пяти придворных от должностей. А ведь хотел подождать до возвращения в Петербург.

— Да что ты, — Кочубей на мгновение замер и обернулся, посмотрев на ожидающих аудиенцию офицеров и внимательно наблюдающего за ним Щедрова. Он очень хотел увидеть список, но понимал, что прямо сейчас просить Скворцова показать его невозможно.

Илья тем временем поднялся из-за стола и направился в кабинет императора, чтобы доложить о прибывших офицерах.

Кочубей ещё с минуту постоял, глядя на стол секретаря, а потом развернулся и вышел из приёмной, чтобы не подвергаться соблазну. Сегодня Толстые устраивают вечер, и вроде бы он слышал, что Скворцов хотел прийти. Вот там он и поинтересуется, кого именно в скором времени попросят освободить придворную должность.

* * *

Сегодняшнее утро началось для меня с небольшого происшествия. Не успел я позавтракать с семьёй и ловко примазавшимся к нашим завтракам Строгановым, как приехал Ростопчин. Московский генерал-губернатор смотрел на меня взглядом побитой собаки, и явно не решался высказаться.

— Что, Фёдор Васильевич? — спросил я его, поторапливая с ответом. — Да не молчи! Что случилось?

— Табличку с номером резиденции генерал-губернатора сорвал кто-то ночью, ваше величество. Это уже пятый раз за неполные три недели происходит, и есть у меня подозрение, что кто-то из своих руку прикладывает и пакостит исподтишка, — быстро ответил Ростопчин.

— Тьфу, — я на мгновение глаза прикрыл. — А я-то уже действительно подумал, что произошло что-то непоправимое. Вы меня, Фёдор Васильевич, больше так не пугайте.

— Я и не стремился вас напугать, ваше величество. Просто я должен своим примером